
Онлайн книга «Янтарный меч»
Понятно, почему местные делали такой крюк. Ярина тенью неслась сквозь мертвое царство, стараясь побыстрее добраться до топей. Как же хорошо, что ожерелье защищало, и удушливо-пугающая тишина не забивалась в уши. На болотах она оказалась внезапно – исполинские стволы раздались в стороны, оставив у ног мягкий кустарник, покрытый белыми пушистыми звездочками цветов. Болотная одурь распустилась удивительно рано, Ярина снова порадовалась, что не чувствует запахов, заросли были такими густыми, что запросто можно в них остаться, надышавшись тяжелого аромата. Вскоре исчез и ерник. Перед глазами, куда ни глянь, расстилались топи. Кочки осоки манили обманчивой безопасностью, скрипели сухими ветвями покорёженные низкие березки, а вокруг бурлила в бочагах черная, как непроглядная ночь, вода. Тут и появились встречающие. Интересно, как учуяли? Трое кикимор выползли из трясины, кланяясь в пояс. Ярина ответила тем же. – Ну, показывайте, где тут у вас что. – Идемте, госпожа. – В суетливых движениях сквозил страх. Кикиморы были печальны, кланялись низко, а глаза прятали. Ожерелье отголосками передавало тоску и обреченность. Ярине было их отчаянно жалко, но все, что она могла, это спасти обитателей болот от разъяренных людей. На нее смотрели. Из-под кочек, из-под редких деревьев, из трясины – с любопытством, смешанным с настороженностью. – Наезженный тракт западнее, – проскрипела одна из кикимор, оказываясь рядом. Остальные почтительно шли поодаль. – Неподалеку вплотную к болотам подходит. Потом удаляется и следует к Aesul. Последнее слово было сказано нараспев, чужим, певучим языком. – Куда? – Ярина удивленно повернула голову к сутулившейся женщине. – К реке, – кикимора скупо улыбнулась, блеснув острыми клыками. – Все время забываю название, которое ей дало твое племя. В ее глазах теменью болотной трясины плескалась пустота. Внезапно Ярина поняла, что кикимора стара, очень стара. И наверняка помнит времена, когда здесь еще не было болот. Нечисть ведь старится иначе: ни седины, ни морщин. Лишь выцветшие волосы да заострившиеся черты сурового лица. – Ты видела дивь? – Она затаила дыхание, ожидая ответа. – Видела, – нехотя откликнулась та, после долгого молчания. – Здесь есть те, кто видел. Просто не хотят помнить. Не помня – легче справиться с болью. Умение забывать – драгоценный и опасный дар. Мы получили его от твоего племени, маленькая ворожейка. Но те, кто не желают помнить, совершают предательство. Пусть из слабости, тем страшнее. – Тогда почему… Помогаешь. Как смогла смирить ненависть. Слова застряли в горле. Спросить об этом почти тысячелетнее существо? Все равно, что горящей веткой ткнуть в едва затянувшуюся рану. – Уж точно не потому, что у тебя на шее проклятая кровь ушедших, – кикимора усмехнулась. От ее исказившегося лица бросило в дрожь. – И не потому, что дом Предателя откликнулся тебе. То, что я помню, не значит, что не понимаю. Мир изменился. Нам придется жить с этим. Отвергая изменения, мы убьем себя, а вам будет все равно. Должны остаться те, кто помнит. Иначе вернуть… Она не закончила, резко остановившись и указав вперед. На покрытой белым мхом прогалине, скособочившись на бок, валялась телега. – Пришли. Кикимора не собиралась продолжать. Даже не дала рта раскрыть, исчезая в маслянистой воде. Ярина присела на корточки у телеги и попыталась собрать мысли в кучу после странного разговора. Телега была добротной, новенькой. Вырезанные на бортиках обереги хозяйке не помогли. Оглобли сломаны, днище пробито, одно колесо, очевидно, утонуло в трясине, еще одно валялось рядом. А вот это что-то новое: задняя ось почернела. Стоило дотронуться – начала раскрашиваться в мелкую горелую труху. Еще две кикиморы держались поодаль, их-то она и попыталась расспросить. – Кто-нибудь видел, что случилось? – Мы видели, госпожа, - закивали те, все еще не поднимая взгляда. – Лошадь до самой трясины их протащила и туда ухнула. Мы опомниться не успели, а телега уж на боку лежит. – Когда это было? – Как буря улеглась, еще дождик частил. На рассвете. Слабо верилось, что женщина с ребенком бросилась в дорогу навстречу бушующей стихии, даже если ее вело что-то важное. Значит, она выехала сразу после грозы. – А какая тут ближайшая деревня, знаете? – Чернушки, – неуверенно отозвались кикиморы. – Есть еще Малые Пригорки, но они по ту сторону реки, а там мост. Да и ехала она как раз в ту сторону. Связываться с селянами не хотелось, но, может, у женщины в этих Чернушках остались какие-то родичи. Или кто-то знал, куда она направилась. Телега была выстлана мягкими покрывалами, успевшими отсыреть. Ярким пятном выделялся платок, свесившийся одним концом в грязь. Не простой, ресаврский. На полотне из тончайшего шелка, отливавшего багрянцем, плескались чудо-рыбы, вышитые серебряной нитью. Отец однажды привез матери похожий. Давно, еще в другой жизни. За платки из далекого Ресавра, что лежал за Серебристым южным морем, платили, выстилая их золотом. Погибшая женщина была не из простых. Вон, как рыбки переливаются. Его должны узнать. – А телега не горела? – Ярина еще раз провела пальцами по обуглившему бруску. – Нет, госпожа, – кикиморы замотали головами. – Не видели мы. Забывшись, Ярина ухватила платок, пальцы прошли сквозь ткань, лишь легкое покалывание говорило о прикосновении. Если б так все просто было. – Как выглядела женщина? – Молодая, красивая, – принялись перечислять наперебой кикиморы. – Волосы как кора ивовая, глаза цвета водяники-ягоды. На щеке родинка. – Нездешняя она, – раздалось сипение. Болотная жижа с хлюпаньем плеснула в стороны, и на кочку вылез старик. Тощий, лысый, темная чешуя сплошь покрывала тело. Глядел он недобро и с опаской. Единственный глаз светился болотной зеленью. Ярина в пояс поклонилась бункушнику [6]. Спросила со всем возможным почтением: – Как ты понял, дядюшка? – Повой здешние бабы другой носят. И на поневе никому из них бы не пришло в голову дубовые листья вышить. – Нечисть, люто ненавидевший людей, говорил с ней спокойно. Только иногда скалил острые щучьи зубы. – На селянскую бабу она тоже не больно похожа. Слишком холеная, руки белые. – Спасибо, дядюшка. – Ярина вновь поклонилась. Бункушник ничего ей сделать не мог, но сердце все равно перехватывало от пронзительного взгляда. – Можете принести в избушку платок? – попросила она. – Это очень важно. |