Книга Двор Чудес, страница 39 – Виктор Диксен

Оба оруженосца молча доели завтрак и без единого слова покинули мою комнату.

* * *

Как только товарищи ушли, я выбралась из гостиницы, взломав дверной замок, чтобы не тратить время на перебежки по крышам. И теперь шла по холодным улицам, закутавшись в накидку с капюшоном.

В голове крутилась единственная цель: вернуться в «Невинные», чтобы расспросить прорицателя. Пусть он еще раз разложит карты. Нужно понять, что произошло вчера на площади Тампль, но главное – какие способности пробудил во мне «Глоток Короля».

Пока я шла к кварталу Ле-Аль, меня не покидало ощущение, что за мной следили. На каждом перекрестке я оглядывалась, ожидая увидеть Сураджа и Эленаис, шедших за мной по пятам. Но видела только толпу прохожих. Все занимались своими делами, не обращая на меня внимания. Я не знала, стоило ли мне доверять инстинкту. Все так перепуталось в голове!

Дойдя до Невинных, я поднялась на склон, быстро прошла под аркадами кладбища и побежала к реклузуару.

На удивление, сегодня не было очереди. Никто не ждал предсказаний Ока Невинного. Мне повезло! Я бросилась к фенестрелле… но, оказавшись в нескольких метрах от башенки, замерла.

В боковой части реклузуара зияла дыра в несколько сантиметров шириной: оттуда выпали кирпичи.

– Месье Предсказатель! – позвала я.

Ответа не последовало.

Держа руку на шпаге, я нагнулась, чтобы заглянуть в отверстие. В нос ударило органическое зловоние. Когда глаза немного привыкли к полумраку, я разглядела убогую мебель.

Бóльшую часть пола занимал узкий соломенный тюфяк, на котором можно было уместиться, только свернувшись калачиком. Там же стоял сбитый горшок. В неглубокой нише валялись обгрызенные куриные кости и пеньки свечей, дарованные паломниками. Среди разбросанных кирпичей блестел металлический предмет. Я ударилась спиной о стену, а затем наклонилась, чтобы рассмотреть его.

Моя шпага. Не ее ли старец использовал, чтобы выбраться из стен тюрьмы? Трудно представить слабые, изможденные руки, орудующие клинком, как ледорубом… С другой стороны, я недооценила их силу, когда они схватили меня в первую ночь нашего знакомства.

Результат налицо: тот, кто был замурован заживо столько лет, что даже не помнил сам себя, исчез. Он унес с собой Запретное Таро, а вместе с ним и надежду разгадать мой секрет. Я наклонилась, чтобы поднять шпагу, и заметила клочок бумаги, прижатый снизу.

Какая-то салфетка, рваная и липкая. Вероятно, в нее был завернут пончик или другое лакомство для прорицателя. Между жирными пятнами проступал странный почерк, неровный, как у старика, и в то же время прилежный, как у ребенка.

Неужели старец предвидел, что я приду снова? У меня закружилась голова. После того как я дважды приходила к нему, чтобы расспросить о Даме Чудес? Он знал, что я вернусь в третий раз? Или прочитал по своим картам?

Испугавшись, я торопливо сунула салфетку в карман и выскользнула из реклузуара на яркий дневной свет, крепко прижимая вновь обретенное оружие.

– Это знак большого горя! – вздохнул голос неподалеку.

Я увидела маленькую женщину в многослойных лохмотьях. Она была чем-то встревожена.

– Если замурованные покидают стены реклузуаров, значит, грядет апокалипсис, – причитала она. – Близится Ночь Тьмы, а вместе с ней и катастрофа. Дама Чудес погубит Париж!

– Вам известно, куда ушел Око Невинных?

– Никто не знает. К дьяволу, наверное, – охнула женщина, потирая руки в дырявых митенках.

Видя, что ничего не добьюсь от нее, я поспешила ретироваться.

И снова всю обратную дорогу меня не покидало чувство, что кто-то следит за мной.

Может, Око Невинных? Я никогда не видела его лица. Каждый встречный старик вызывал подозрение.

Я хотела спокойно обдумать события последних дней на постоялом дворе, но надеждам не суждено было сбыться. Даже за стенами «Желтого Кота» казалось, что я под прицелом чужих глаз.

Я поднялась в комнату, закрыла ставни, заперла дверь.

У меня осталось последнее средство, чтобы понять: вещий сон. Погрузившись в черную бездну, возможно, удастся получить драгоценные подсказки, как это случалось само собой несколько раз.

* * *

– Я бы хотел, чтобы это длилось вечно… но ты простудишься, – тихо шепчет Тристан мне на ухо.

Через расстегнутый ворот рубашки я прижимаюсь щекой к его мягкой коже, чувствую, как бьется живое сердце.

Мы стоим, обнявшись. Высокая трава вокруг нас колышется от ветра.

– Не в твоих объятиях. – Я прижимаюсь сильнее.

– Они не смогут уберечь тебя от холода наступающей зимы.

Я хочу заглянуть в глаза Тристана и поймать его нежные слова поцелуем. Только не вижу ни пепельно-русых волос, которыми играет ветерок, ни любящих глаз цвета летнего неба. Только шею без головы.

Звуки набата разбудили меня. Я вышла из мрачного оцепенения, в котором увязла на весь день.

Сон воскресил в памяти мой первый поцелуй с Тристаном, который оборвался с последним ударом шпаги, разлучившим нас навсегда…

Похоже, вещие сны не снятся по желанию. Часы, которые я провела в постели, не раздеваясь, вместо просветления, принесли странные воспоминания о прошлом и пронзительную головную боль.

Я встала, чтобы достать из котомки пилюли белой ивы.

В дверь постучали три раза.

Должно быть, Сурадж и Эленаис.

– Входите! – крикнула я, закинув в рот пилюли.

Дверь отворилась. За ней стоял силуэт, скрывающий лицо под капюшоном. Одного взгляда хватило, чтобы понять: это не оруженосцы.

Я протянула руку к шпаге, готовая зарубить непрошеного гостя, неожиданно возникшего на пороге комнаты постоялого двора, как когда-то Полин в Версале.

– Я пришел как друг, – заявил мужской голос с уже знакомым английским акцентом.

Юноша скинул капюшон. Я увидела высокие скулы лорда Стерлинга Рейндаста. Плотный, блестящий каштановый гребень на идеально пропорциональном черепе – волосы вампира обладали сверхъестественной, магической жизненной силой.

– Как вы узнали, что я здесь? – удивилась я, однако не теряя бдительности.

– Небольшое расследование, мадемуазель де Гастефриш, – ответил он с холодной улыбкой на губах, сжимавших вечную зубочистку. – Ваш поклонник, Мортанж, был прав, назвав меня шпионом.

– Он, помнится, также велел мне остерегаться вас.

Вампир изучал меня темными глазами, подведенными черным карандашом. Янтарный цвет лица невероятно светился в рассеянном свете масляной лампы на потолке. Мерцающее пламя отражалось на булавке в его ухе.