Книга Тайное становится явным, страница 98 – Марин Монтгомери

– Да, конечно, без проблем, – отвечает Шарлотта, испытывая явное облегчение от того, что сегодня ей не придется со мной возиться.

– Разве тебе не нужно взять рюкзак? – спрашивает Шарлотта, отдав мне ключи.

– Ой, да, – я шлепаю себя по лбу. – Я сегодня неважно соображаю.

– Ты записана на прием к акушеру на этой неделе. Не забудь, – напоминает она мне, когда я возвращаюсь с рюкзаком. – И, может быть, я попрошу тебя купить продуктов.

– Хорошо.

Мне кажется, лицо у меня совсем красное, так что я поскорее спешу на улицу, пока Шарлотта не начала спрашивать меня о планах на день.

Я не осмеливаюсь вбить адрес тюрьмы в навигатор Ноя и решаю, что буду просто следовать зову сердца.

Надеюсь, отец в хорошем настроении и уже успел простить меня за нашу прошлую встречу. Письмо с извинениями он мне, конечно, написал, но я понятия не имею, что творится у него в голове. Может быть, он давно уже все забыл, а может, все это время сидел и злился. Иногда мне кажется, что мы вообще слишком много времени уделяем прошлому, вместо того чтобы двигаться дальше.

Когда отец входит в зал, я слабо ему улыбаюсь. Напряженным он не выглядит, даже наоборот – по крайней мере, не смотрит в пол, как обычно.

Ну что ж, если в прошлый раз он просто расстроился, то сегодня я имею все шансы окончательно вывести его из себя.

Он подходит к моему столику и крепко меня обнимает.

– Мне жаль, что в прошлый раз так получилось.

– Тебе и должно быть жаль, – шепчу я ему на ухо. Мы размыкаем объятия и садимся, и отец тут же выкладывает на стол пачку сигарет.

– У меня сейчас непростое время, Птенчик, – начинает он, качая головой. – Особенно потому, что я не могу ни исправить свои ошибки, ни забыть о них.

– Ошибки вроде этих? – уточняю я и выкладываю на стол пару фотографий, которые взяла из подвала в качестве улик. – Что это за фотографии?

Он выглядит потрясенным.

– Где ты их взяла?

– А ты как думаешь?

– Это был не лучший момент моей жизни, – наконец говорит отец, почесывая бороду. – Зачем ты их принесла?

– Как ты понимаешь, эти фотографии делу не помогают.

– Я знаю.

– Мы должны поговорить о том, что случилось той ночью, – говорю я. – Мне плевать, что ты этого не хочешь. Если тебе нужна моя помощь, то я должна знать, что произошло, – решительно заявляю я и замолкаю. – И вот еще, папочка. Если ты что-то недоговариваешь, – я смотрю ему прямо в глаза, – ты подвергаешь опасности не только меня, но и своего внука.

Вот. Я сделала это. Ядерный заряд запущен.

– Что? – он широко улыбается и быстро, пока охранник не начал возражать, обнимает меня. – Ты ведь не шутишь?

Я думала, отец будет взбешен. Но вместо этого он, кажется, счастлив.

– Думаю, курить мне больше не стоит, – высказывает он и снова обнажает в улыбке желтоватые от никотина зубы. – Хорошая причина, чтобы бросить. На каком ты сроке?

– Около четырех месяцев.

– Она уже знает?

– Она отвозила меня к врачу.

Линия его челюсти напрягается.

– Мне это не нравится.

– Что тебе не нравится?

– Что ты постоянно находишься рядом с опасной женщиной, которая может навредить вам обоим.

– Сказал человек, сидящий в тюрьме, – со смешком отвечаю я. – Если бы рядом был ты, я бы вообще не попала в эту ситуацию.

Отец тоскливо вздыхает. Кажется, он не знает, что именно ему стоит сказать.

– Хочешь взять что-нибудь в торговом автомате? Я бы не отказался от пепси.

Я понимаю намек. Заключенным нельзя пользоваться торговыми автоматами – как и вообще иметь деньги. Автоматы тут стоят для посетителей, так что и покупать все приходится тоже нам.

– У меня есть немного налички.

– Хорошо. Возьми мне пепси и пачку крендельков.

Я киваю и направляюсь к торговому автомату, лопатками ощущая пристальный взгляд своего отца. Я скармливаю банкнотоприемнику деньги. Вот и первый семейный обед за последнее десятилетие. Что может быть лучше, чем старый добрый фаст-фуд… Возвращаюсь на место и протягиваю отцу банку газировки и пакет крендельков.

Меня крайне злит, что так теперь выглядит моя жизнь, и виноват в этом только мой отец. Я знаю, что веду себя не лучшим образом, но действительно очень злюсь.

– Я просто не могу этого представить.

– Что представить?

– Что она могла это сделать. Что она бы ложно обвинила тебя в чем-то настолько ужасном. Она очень добрая женщина.

Из динамиков разносится голос охранника – до конца свидания осталось пять минут. Отец опирается на стол и пристально смотрит мне прямо в глаза.

– Той ночью, когда все случилось, я ее бросил. Упаковал свои вещи, забил пикап под завязку. Уже собирался уезжать. Она позвала меня назад в дом, сказала, что я забыл несколько коробок. Я не придал этому никакого значения, просто хотел побыстрее со всем покончить.

– Почему вы расстались?

– Она сама так захотела. Сейчас уже ясно почему – она была беременна от Ноя. Наверное, думала, что он поможет ей с ребенком.

– Не говоря уже о том, что она боялась за свою жизнь, – не удерживаюсь я.

Мы оба замолкаем. Невысказанные слова и желания тихо повисают в воздухе.

– Ты знал, что это не первая ее неудачная беременность?

– Первый раз слышу, – он решает сменить тему. – Твой парень тебе помогает?

– Нет, – мрачно отвечаю я. – Считай, его уже нет.

– Серьезно? Что случилось? Я думал, вы собирались съехаться?

– Наши шансы жить вместе еще меньше, чем твои шансы выйти из тюрьмы, – проговариваю я, потом раздраженно вздыхаю и отъезжаю на стуле назад на случай, если мои слова заденут отца слишком сильно. – От него беременна еще одна девушка.

Ошарашенный, отец не знает, что и сказать. Я, впрочем, тоже.

Поэтому я отпиваю воды и спрашиваю:

– Она когда-нибудь упоминала Лору или Лорен?

– А что?

– К ней в дом как-то заявилась очень странная женщина. Оказалось, это ее старая соседка по комнате, которая сбрендила и попыталась увести у нее Ноя.

– Соседка откуда?

– Со времен колледжа.

– Она никогда не говорила о своих друзьях из колледжа. Я вообще думал, что она тогда снимала квартиру, а не жила в общежитии. Но, кажется, она ходила в два разных университета, – он замолкает. – Ной был обручен с женщиной по имени Лорен.

– Погоди, он с ней обручился?