Книга Третья, страница 46 – Вероника Мелан

Коэн улыбнулся, и я еще раз поймала себя на мысли о том, что парни изменились, как и я. Словно тоже этот невидимый рубеж перешагнули. Значит, если дальше бурные воды, нам придется держаться вместе.

‒ Какое сегодня задание?

‒ Простое.

Спасибо, что Эйс в майке. Вид его обнаженного тела – это почти что пытка.

Первую картофелину я натыкала на вилку, чувствуя жажду поесть и жажду узнать детали того, чем сегодня предстоит заниматься. Кажется, я начинала привыкать к жизни вне редакции, я начинала ее обожать. Все-таки разнообразие – это мое. Да и будни, проходящие вне кабинета, ‒ это настоящая жизнь, не пропущенная, как некий фильм, который ты слушаешь на фоне, не глядя на экран.

Арнау положил руки на стол, и я, сидящая рядом, впервые позволила себе провести ладонью по его внушительному бицепсу.

‒ Еще раз так сделаешь, и продолжим в спальне.

‒ Обедать?

Мне стало смешно.

‒ И обедать, и не обедать. Я, вообще-то, после этого прекрасного процесса не разрядился. Он тоже. – Кивок на Коэна.

‒ А как же душ? – спросила я безобидно.

‒ В душ в следующий раз пойдешь со мной.

О да, пойду, вдруг подумалось мне. И позволю себе еще раз испытать это шикарное чувство, когда ягодицы прижаты к стене. Я так же позволю ему мягко доминировать, принимая эту составляющую, более не противясь ей.

‒ Лив, ‒ мягко позвал Коэн, ‒ этот твой взгляд с поволокой. Не тестируй наши стальные яйца.

‒ А что я-то? Это всё вы!

Я любила их широкие улыбки. Да что уж там ‒ я любила в них все.

‒ Ладно, ‒ сдалась и постаралась убрать мечтательную поволоку из своих глаз, ‒ слушаю по существу. Кого сегодня нужно надуть?

Эйс усмехнулся.

‒ Не надуть. А отвлечь. Сегодня мы с тобой идем на закрытую вечеринку как пара. И нашей задачей станет задержать на ней Робина и Веронику Вайс, которые придут туда для поиска Третьего или Третьей.

Про «Третью» я слышала. Но про «Третьего»?

‒ Третьего? – спросила вслух.

Кивнул Гэл.

‒ Да. «Контур» работает в любом треугольнике, пол партнеров не важен. Вайсов этот эксперимент интересует. И потому, пока вы с Эйсом будете удерживать их в пределах помещения, где проходит «пати», я постараюсь вычислить их причастность к громким ограблениям, случившимся за последние пару месяцев. Есть вероятность, что эта эпатажная чета – мошенники.

‒ Ты исследуешь их дом на предмет улик?

‒ Да.

Теперь ясно, зачем мне платье.

‒ Значит, нужно просто пробудить их интерес к себе, завлечь, как потенциальная «третья»?

‒ Да. – Арнау налегал на картошку, накалывая на вилку по три дольки сразу. – Звучит просто, верно? Выдвигаемся через час.

* * *

(YMIR – Heartsick)

Когда в помещении отсутствуют окна, кажется, что царит ночь. Или поздний вечер. Неоновые огни обманчивы; звуки музыки расслабляют. Всюду блестки коктейльных женских нарядов, сияют в ушах и на пальцах бриллианты. Мужчины в строгих костюмах, белоснежных сорочках, отглаженных брюках и лакированных ботинках – чета Вайс задала классический дресс-код, и все гости, находящиеся в зале, сочли должным ему соответствовать.

Как и мы с Эйсом.

На мне ‒ то самое синее платье в пол, выгодно подчеркивающее фигуру, на Арнау ‒ дорогой костюм стального цвета. Никогда я еще не видела его, одетого столь официально и столь элегантно одновременно. Ему очень шло. Пиджак подчеркивал разворот плеч; зачесанные волосы отливали платиной. Красавец-бизнесмен. В таком наряде Арнау казался кем угодно – банкиром, финансистом, филантропом, инвестором, меценатом. Или, быть может, агентом под прикрытием. В общем, кем-то, чьи навыки требовали не только развитого ума, но также гибкого и накачанного тела.

Тела, которое теперь не отпускала Вероника.

Я же стояла у барной стойки.

Эйс говорил «будет легко», но мне было сложно. Потому что она висла на нем, попросту не отлипала.

Они просто разговаривали, наверное, пыталась я убеждать себя, это просто работа… Но ее лицо было повернуто к его, а он наклонялся к ней, слушая, и их губы почти соприкасались. Во мне же пузырилась кислотность. Не думала, что из своей открытости я так быстро нырну в ревность. Я вообще никогда не считала себя человеком ревнивым, но Вероника была красивой блондинкой с прямыми блестящими волосами почти до ягодиц, и сейчас рука Арнау лежала на ее спине. От мысли о том, что там, под волосами, его пальцы касаются ее обнаженной спины, меня жгло серным коктейлем. И алкоголь в моем стакане не помогал ни расслабиться, ни отвлечься, ни переключиться.

Они были «моими» ‒ эти мужчины. Гэл и Арнау. Моими на всех уровнях, и выносить вид одного из них, касающегося сейчас другой женщины, – штык в сердце.

«Нужно работать» ‒ убеждала я себя. «Просто работать».

И я, пересилив плещущийся внутри негатив, отправилась на поиски Робина – долговязого мужчины, с которым уже успела познакомиться и перекинуться парой фраз. Костюм на мистере Вайсе болтался, как на вешалке. Лицо обычное, невыразительное, волосы редкие; даже высокий рост при тщедушном сложении не казался выигрышным и не придавал Робину мужественности. Что ж, мне с ним нужно просто пообщаться, а не спать.

‒ Вы свободны? – спросила я хозяина вечеринки, когда начался медленный танец.

‒ Свободен. – Мою фигуру осмотрели с одобрением.

‒ Я вас приглашаю.

Он ощущался мне чужим на всех уровнях. Быть может, потому что мое сердце принадлежало другим. А может, просто не был моим типажом внешне. Но я пришла сюда работать и потому танцевала. Его рука на моей талии; теплое дыхание в ухо. Слишком резкий мужской парфюм, запах алкоголя; вокруг нас кружили другие пары. Если я сейчас увижу среди них Веронику и Эйса, мне станет хуже, и потому я уперлась взглядом в лацкан черного пиджака.

‒ Вам нравится вечеринка, Оливия?

Музыка не глушила разговор, к тому же мы находились очень близко друг к другу.

‒ Вечеринка очаровательна.

‒ Как и вы.

Рука со слишком длинными пальцами гладила меня вдоль позвоночника, не провоцируя во мне возбуждение, но усиливая желание не сближаться.

‒ Вы мне льстите.

«Только не кипятись, не выдавай своего раздражения вовне». Хотелось верить, что Арнау смотрит на нас и ощущает в этот момент то же, что и я. Что ему не все равно. А еще хотелось вообще не думать про Арнау, забыть про него временно. И про собственную ревность, плеснувшую мне в мозг так некстати.