Онлайн книга «Тридцать седьмое полнолуние»
Дед смотрел на него с тревогой. – Ты нормально себя чувствуешь? – Да. Громко стукнуло окно. Портьера вздулась парусом – и прыгнула в комнату мосластая тень. Пахнуло мокрой шерстью. Ник вскочил, опрокинув кресло. Неподвижно висла штора. Окно было закрыто. – Микаэль! Ты что? Или ткань все-таки шевелилась? – Там кто-то есть. – Где? – Дед шагнул к окну. – Стойте! – рванулся Ник, но Георг уже отодвинул портьеру. С той стороны, из темноты, к стеклу придвинулось белое лицо, испачканное красным. Кровь медленно вытекала из дыры над бровью. Ник закричал. В голове словно взорвалось. Гул, как в горах. Как будто шла колонна бронетехники. Как будто передняя машина уже наехала на присыпанную дорожной пылью мину. Жесткие руки на плечах. Ник дернулся, вырываясь, и понял, что лежит на полу. – Тихо, успокойся. Над ним склонились дед и Александрина. – Ты потерял сознание, – сказал Георг. – Я вызову врача. – Нет! – Микаэль… – Я не поеду в больницу! Пустите меня. Ник сел. Прикоснулся к лицу – сухо, а казалось, из носа побежала кровь. – Выйди, Александрина! – приказал дед. Стук каблуков болью отозвался в голове. Ник посмотрел на окно. Шторы так и остались раздернутыми. За стеклом был сад, освещенный фонарями. – Надеюсь, я не напугал ваших гостей. – Он постарался сказать это ровно. – Мик, каких гостей? – Ну, в холле, они еще про Дёмина… – Ник осекся. А если и это показалось? Шаги. Ну вот, гости есть, и кто-то идет сюда. Ник повернулся. В дверном проеме стоял мертвый Алейстернов. Улыбался. – Я не хочу в больницу! – Ник вскинул руку, защищаясь. – Пожалуйста! Веселый голос прокричал за окном: – Звели сплятались в кусты – значит, водой будешь ты! – Я не сумасшедший! – Великан голодный рыщет! Пиф-паф! Звук выстрела разорвал воздух. …лейтенант Корабельников ударил по спине, заставляя пригнуться ниже. Но разве его не убили? Вот же дыра от пули над бровью. Поднялся с брусчатки мужчина в бронежилете. Пошел, оскальзываясь на раздавленных абрикосах. У мужчины не было затылка. Пахло жженой резиной и горячим металлом. Жарко. Горит автобус… К губам прижалась ложка и наклонилась, процеживая горьковатую воду. Ник глотнул. Он лежал на кровати в своей комнате. Горели все лампы, темнота за окном отливала глянцем. – Не надо в больницу! – Ник вцепился в руку Георга. – Никто тебя туда не отправляет. – Дед надавил, заставляя снова лечь. Георга потеснили, блеснул в электрическом свете шприц. – Я не хочу укол! Холодная игла нащупала вену. Сейчас вопьется – и все закончится, как для белобрысого Янека. Ник будет лежать, пускать слюни и гадить под себя. В коробке без окон, где стены и потолок одного цвета. Где нет звуков. Нет времени. Ничего и никого нет – только серые санитары со стертыми лицами. – Не надо! – Ник забился, пытаясь оттолкнуть склонившегося над ним человека. На него навалились. – Не привязывайте меня! Я не сумасшедший! Пустите! Мягкие бинты резали запястья и щиколотки острее железных «браслетов». Голый Ник лежал под яркой лампой, а за изголовьем переговаривались врачи. Серый санитар притулился к стене, держа под мышкой свернутое одеяло. «Он агрессивен». «Мальчик не осознал еще, что находится в безопасности». «Повторяю, он агрессивен». «Давайте подождем». «Я за более радикальные методы». «Это мой пациент». Кажется, Ник заплакал. Мертвый Алейстернов посмотрел на него с сочувствием. А мужчина, что стоял рядом с ним – смутно знакомый, в черной куртке и черных штанах, – сказал огорченно: – Что же ты, Ник? – Я нормальный. Я не сумасшедший, я просто не помню. – Да. Но ты вспомнишь. Ты должен. – Я не могу в больнице! Он лучше убьет себя. Возьмет у деда в тире пистолет… Зачем в тире? У него же в кармане камуфляжной куртки лежит «ТР-26». Там, на плоту. …плот несло вдоль высокого берега, покачивало, и весь мир раскачивался перед глазами. Не отвернуться, не спрятаться, рукой не пошевелить. Кажется, что он, Ник, прибит к бревнам. До пистолета тоже не дотянуться. И больно! Даже небо в черных пятнах, так больно. Зачем – так? За что? Впрочем, можно закрыть глаза. Сказать: «Меня тут нет». Больница? Все равно. Пусть. Он устал. Хватит. Бревна разъехались под спиной, и Ник стал опускаться. Сквозь толщу воды он видел желтое пятно – солнце. Медленно и бесшумно проплывали над лицом рыбы. – Мик! Не смей! – прорезал тишину голос. – Открой глаза! Не спи! – Угу… Угу, – повторял кто-то по-совиному. – Борис! Сделай что-нибудь! – Угу. – Микаэль, держись, ну же, мальчик! Как спокойно. Можно уснуть. – Угу, угу. Она бродила по улицам, избегая людных мест. Мама наверняка волновалась, но Таня не могла заставить себя повернуть к дому. Уже стемнело, когда наконец вошла через арку во двор. У подъезда стоял Руська. Светлый чуб у него свешивался на один глаз. – Салют, прекрасная Татьяна! Опять пьяный. Пьяных Таня обычно опасалась, но с Руськой она училась с первого класса, а напиваться он стал уже в шестом. Успела привыкнуть. – Мадемуазель, прошу! – Руська с полупоклоном распахнул дверь. Проходя мимо, почуяла странный сладковатый запах. Не удержавшись, Таня всмотрелась. Руськина кровь казалась густой, темно-синей, она с трудом протискивалась сквозь вены и артерии. Мышцы походили на куски протухшего мяса. Противно. Таня торопливо шагнула за порог, потянула дверь, но Руська вошел следом. – Татьяна! Разрешите вас проводить! – Ты меня уже провожаешь, Русик. Парень схватил сзади за плечи. – А куда же ты тогда бежишь? Он дышал в шею – очень противно, и Таня вывернулась. – Извини, Русик, дела. – Погодь! Чет ты, Танюх, совсем дикая стала. Нет чтобы поговорить. Руська снова обхватил лапами, развернул и прижал к перилам. |