Книга Эйдолон, страница 51 – Грейс Дрейвен

– Немыслимое и непростительное, – ответил он.

Глаза Ильдико затуманились слезами от боли в его голосе.

Эльсод оттолкнула масодов и зашаркала к Бришену. Ее походка замедлилась, словно она постарела лет на двадцать.

– Ты должен продолжать, Бришен Хаскем.

Он кивнул, надел перчатку и потянулся за первым мечом. Ильдико проглотила подступивший к горлу стон.

– Я сделаю это, – заявила Анхусет, надевая перчатку. От безжизненного голоса каи по рукам Ильдико пробежал холодок.

– Нет. – Серовек преградил ей путь. – Это сделаю я.

Он поднял руку, когда Анхусет попыталась оттолкнуть его с дороги.

– Ты правда хочешь омрачить ваши воспоминания вот этим?

Бришен поддержал Серовека.

– Он прав, кузина. – Его золотистый глаз вспыхнул ярко-желтым. – Если только ты не хочешь отомстить – иначе я стою перед тобой, широко раскинув руки. А так позволь ему это сделать.

И снова на лице Серовека промелькнула растерянность. Никто из каи не поведал ему о страшной цене. Ильдико также держала рот на замке. Только шестеро знали про этот элемент ритуала, из-за которого Бришена свергли бы с трона, и каждый поклялся умереть с этой тайной. Это знание можно было сохранить только в воспоминаниях Бришена и только в том случае, если он позволит, чтобы после смерти его огонь жизни поглотил кто-то из поколения, не затронутого заклинанием.

– Нет мести и нет прощения, Бришен, – тихо ответила Анхусет. – В этом нет твоей вины.

Бришен на мгновение закрыл глаз и склонил голову.

– Спасибо, кузина. – Он выпрямился и хлопнул Серовека по плечу. – Столько хлопот, чтобы спасти меня от смерти, а теперь ты собственноручно проткнешь меня мечом, – сказал он с наигранным легкомыслием.

Решив подыграть, Серовек презрительно фыркнул на меч, который протянул Бришен.

– Разве ты не предпочитаешь топор?

Ильдико сжала колени, чтобы не упасть, и покачала головой, стараясь стереть ужасный образ, как Серовек заносит над Бришеном топор.

– Именно. Но, похоже, в ритуальной магии свои правила. – Он передал меч Серовеку. – Готов?

Серовек приподнял бровь.

– А ты?

Он кивнул. С менее затравленным, хотя очень усталым видом он посмотрел на жену и потянулся к ней.

– Ильдико…

Она закричала, когда Серовек быстро, как гадюка, развернулся за спиной Бришена, обхватил его рукой за шею и насадил на меч. С такого близкого расстояния клинок пробил броню и кольчугу, пронзив Бришена насквозь, пока не вышел, измазанный кровью, ниже сердца.

Испуганной Ильдико казалось, что все происходит постепенно. Вот с губ Бришена срывается удивленный вдох, когда Серовек наносит удар, затем выдох изо рта, глаз округляется, спина выгибается от силы удара. Вопль Ильдико показался ей самой шепотом, соперничающим с тяжелым грохотом сердца.

– Бришен!

Она бросилась к нему, но ее подхватила и удержала Анхусет. Серовек выдернул меч и поймал друга, когда тот рухнул. Они вместе опустились на землю.

Ильдико изогнулась в объятиях Анхусет.

– Отпусти меня!

Она царапала ее в железной хватке, жалея, что лишена когтей, которыми можно прорезать путь к свободе.

Лицо Серовека лишилось красок. Он поднял глаза, в которых читалась невыносимая мука.

– Отпусти ее, Анхусет, – приказал он лишенным силы и уверенности голосом.

Ильдико вырвалась из ослабевшей хватки и упала на колени в снег туда, где лежал любимый. Кровь покрывала его торс и руки, окрашивая землю под ним багровым.

– Бришен, – всхлипнула она. – О боги. О боги. Бришен.

Она положила свои руки поверх рук Серовека в тщетной попытке остановить поток крови, который просачивался из раны сквозь пальцы маркграфа. Лицо Бришена стало болезненного пепельного оттенка. Он одними губами произнес ее имя.

Позади раздался резкий ядовитый голос Анхусет:

– Если тебе это хоть чуть-чуть понравилось, я вырву твою печень голыми руками и съем на твоих глазах.

Блестевшие на белоснежном лице голубые глаза Серовека засверкали ярче пламени.

– Не оскорбляй меня, Анхусет, – огрызнулся он.

Голос Эльсод поднялся над ними:

– Отойдите от него. Перемены начались.

Он менялся. Под пальцами Ильдико тек лед, не холода, но смерти.

– Бришен… – Она стряхнула с плеча руку Анхусет.

Его губы шевельнулись, и она наклонилась ближе, чтобы услышать его. Он заговорил едва слышным шепотом:

– Иди, любимая. Изменения. Я их чувствую.

Она уставилась на него. Ужасный холод морозил ладони там, где она касалась его.

– Сейчас, Ильдико, – приказала Анхусет и грубо оттащила ее от Бришена.

Такое же сверкающее голубое свечение, что разлилось по лезвию меча и осветило кровь Бришена своим светом, теперь лилось из раны, нанесенной Серовеком. Оно распространилось по телу, перекатываясь взад и вперед, пока полностью не поглотило его. Свет начал пульсировать в ритм с биением сердца. Цвет становился все темнее: от лазурного с серебристым отливом до кобальтового, потом темно-синего и наконец – черного.

У Ильдико едва не разорвались легкие от желания закричать, но она молчала, наблюдая, как свет, ставший тьмой, целиком поглотил ее мужа. Тьма дернулась и растянулась, а затем рухнула на саму себя, только чтобы снова потянуться, будто нечто пыталось освободиться от оков.

– Вот так выглядят галлу, – упали слова Мегиддо, словно валуны в море тишины.

Ильдико тихо заскулила и бросила на Эльсод убийственный взгляд. Если старая карга превратит Бришен в демона, она лично разорвет ее на куски и скормит ему.

Пелена черного света внезапно поднялась ввысь с громким щелчком. Все отскочили назад, и Анхусет толкнула Ильдико за спину. Она не нуждалась в защите и попыталась метнуться в сторону, но стражница не пустила свою королеву.

– Дай мне пройти, Анхусет!

– Нет!

Тело Бришена лежало на снегу, неподвижное и окровавленное. Его лицо больше не было темно-серым с оттенками розового и голубого, а стало пепельно-белым с неровными черными линиями, которые тянулись от шеи до головы. Ильдико потянулась к нему, но наткнулась на протянутую руку Анхусет и чуть не упала на спину.

Темный свет, ставший теперь отдельным существом, продолжал пульсировать. Он начал светлеть, меняя цвет в обратном порядке: черный сменился темно-синим, а потом кобальтовым и, наконец, лазурным. Его края затвердели, приняв жесткие линии, словно жуткая бабочка вышла из своего кокона.

Свечение потускнело и потеряло бестелесность, сгустившись от облачного света в настоящую твердую форму: мужскую фигуру, облаченную в пластинчатую броню, с длинными черными волосами и единственным глазом, который светился сверхъестественно-синим, словно кто-то бросил факел в чан с драконьим огнем и позволил тому загореться.