Онлайн книга «Мемуары Дьявола»
|
– Когда его больше не любят, его спроваживают. – Ревнивец! Тиран, угрожающий скомпрометировать в любую минуту и по всякому поводу; самый невинный визит вызывает у него подозрения; его раздражает простой непринужденный разговор с друзьями или родственниками. Трус и лицемер, который восстанавливает против вас всю родню, лишь бы исключить того, кто внушает ему опасения… О! Это страшная пытка… Господи! Все-таки нужно с этим покончить… С каждым словом она все больше возбуждалась, ее лицо раскраснелось; сохранивший хладнокровие Луицци заметил, как у нее застучали зубы; какое-то подобие горячки охватило ее. Но мужчины не знают жалости; Луицци как ни в чем не бывало наполнил бокалы; маркиза поднесла бокал к губам, но затем поставила его обратно, словно чего-то испугавшись. – Люси, вы как маленький ребенок. – Облокотившись, Арман устремил на маркизу влюбленный взгляд. – Если уж женщине встретился подобный недостойный тип, то она должна немедленно избавиться от него. – Но как? – Если он трус, то невелика задача для того, кто возьмет эту женщину под защиту; если же он смельчак – тем лучше: можно доказать свою преданность, рискуя жизнью в поединке. Люси с горечью усмехнулась, а затем, словно захваченная этой новой идеей, вскрикнула: – А если он… Она остановилась, скрипнула зубами, как бы поперхнувшись словами, которые уже завертелись на языке, и покраснела, будто охваченная приступом удушья; затем госпожа дю Валь сделала глоток шампанского, чтобы прийти в себя; Луицци осмелел, наблюдая за растущей растерянностью маркизы: – Да кто бы он ни был, можно заставить его замолчать! Люси еще раз улыбнулась все с тем же выражением недоверия и отчаяния, и Арман продолжил: – Да, Люси, и это сделает мужчина, доказавший свою преданность и нежность в долгих испытаниях, мужчина, в котором нельзя сомневаться, друг, которому можно полностью доверять и который пойдет на все ради той, что поручила ему заботу о своем счастье. Маркиза саркастически рассмеялась: – Вы сказали – долгие испытания? Но я же объяснила: после первой же встречи этот человек становится подозрительным. Она умолкла, заколебавшись, но затем, пристально вглядевшись в Луицци, словно желая заглянуть в самую глубину его души, промолвила: – Чтобы женщина, попавшая в подобный переплет, благополучно выбралась из него, ей нужно найти великодушное сердце, которое отзовется в ту же минуту, не заставляя себя ждать. – Как только вы пожелаете, такое сердце будет у ваших ног. – Неправда! Мужчины пальцем не пошевелят, если не рассчитывают добиться любви, как награды за свою самоотверженность… – Которую заслуживает тот, кого испытывает женщина. – Луицци придвинулся к маркизе. – А если женщина требует немедленного подвига, то и награда должна быть оговорена сразу? – Почему бы и нет? – не стал спорить Луицци, потрясенный необычностью разговора и развязностью маркизы дю Валь. – Почему бы и нет? Люси, неужели вы думаете, что на свете нет мужчины, способного понять женщину, которая вручает ему себя со словами: «Я доверяю тебе свое благополучие, существование, репутацию; и чтобы ты не сомневался, что будешь моей единственной надеждой, я отдаю тебе мое счастье, жизнь и доброе имя; возьми же, владей ими!» – О! Если бы такое было возможно! – вскричала маркиза. – Люси, может быть, тысячам женщин это недоступно, но для столь достойной красавицы, как вы… Голос Луицци наполнился страстью, и он еще ближе подсел к маркизе. Люси на мгновение обхватила голову руками, с силой сжав свои прекрасные черные косы; затем она резко поднялась, вслед за ней встал и Луицци. – Боже! – пробормотала маркиза. – Я схожу с ума. – Люси, – прошептал Арман. – Схожу с ума! Ну так будь что будет! Безумствовать – так до конца! Горячечным движением она схватила со стола один за другим полные бокалы и исступленно осушила их. Затем, обернув к Луицци пылавшее и в то же время потерянное лицо, она воскликнула в бездумном упоении чувств и рассудка: – Ну и как?! Ты посмеешь любить меня? Разум Луицци также помрачился от всей этой сцены, от того, что он видел и слышал. Обстоятельства, случай, неожиданность увлекли его и наполнили ошеломляющим, шальным восторгом, и Луицци убежденно заверил маркизу: – Тебя любить? Любить тебя? Это отрада ангелов! Это счастье, это жизнь! – Да? Так любишь ты меня или нет? На этот раз Луицци ответил только крепким обьятием; она не противилась, только шептала и шептала: – Любишь меня, ведь правда? Любишь, ведь так? Ты же любишь меня? Любишь? – бормотала она беспрерывно и как бы бессознательно. Она упорно повторяла эти слова, будто утратившие для нее всякий смысл, до тех пор, пока Луицци не одержал победу над инстинктивным для всех женщин сопротивлением мужским желаниям. И тут исступление и восторженность, захватившие Люси, опьянение, помутившее ее разум, безрассудная страсть, подтолкнувшая ее к совершению ошибки, которую не оправдывает даже любовь, разом угасли; душевный жар не затронул плоти; уста, кричавшие и горько смеявшиеся словно в приступе гнева, похолодели и умолкли, не отвечая на слова любви. Женщина, которая предлагала себя Луицци, походила на сумасшедшую или распутницу, а та, что отдалась, была скорее статуей или жертвой. Здесь крылась какая-то страшная тайна. Стыд и смущение овладели Луицци. В будуаре установилась тишина; глаза маркизы, сидевшей на диване, опять уставились в одну точку. Тем временем Луицци беспокойно наблюдал за судорожными изменениями выражения ее лица; он попробовал заговорить, но она, казалось, ничего не слышала; хотел обнять, но его оттолкнули с поразительной силой; он взял ее за руку, но, резко поднявшись, Люси высвободилась со словами: – О! Как все это низко! Буря страстей и плоти, назревавшая давно, разразилась страшным нервным приступом. Маркиза пронзительно кричала что-то о проклятии и вечных муках в преисподней. Каждый раз, когда Луицци пытался до нее дотронуться, она вздрагивала, словно от прикосновения отвратительного гада. Луицци уже не знал куда деваться, но в этот момент вошла служанка; с досадой пожав плечами, она сказала: – Ну вот, так я и знала! Мариетта приблизилась к хозяйке, расшнуровала корсет и заговорила покровительственным тоном, которому, по всей видимости, обычно повиновалась маркиза. Продолжительный приступ закончился. Маркизе стало легче. Луицци опасался вновь растревожить ее и ни во что не вмешивался. – Пора вам уходить, – заявила Мариетта. – Пойдемте, я вас провожу, пока она спокойна. Луицци последовал за служанкой, которая почти бежала, поскольку торопилась вернуться к хозяйке. Барон не сомневался в ее правоте. После пяти часов удивительных событий, в которые он был вовлечен против своей воли и которые превзошли все его воображение, он счел за лучшее ретироваться. |