Онлайн книга «Принц Модильяни»
|
– Амедео, ты пьян. Ты знаешь это? – Думаю, что да. Немного. – Вставай, пойдем. Я встаю, опираясь на стул, – а тот, к несчастью, шаркает по деревянному полу и производит ужасающий и очень громкий звук. Все резко оборачиваются. – Пардон… – Я улыбаюсь. Не знаю почему, но, глядя на них, выстроившихся в ряд, меня пробивает на смех. Даже не просто смех – а удушливые смешки вперемешку с фырканьем. Маринетти и его гости смотрят на меня обеспокоенно. – Извините, господа… изви… ните… Никто даже не улыбается. Я же заливаюсь смехом. – Просто после разговоров о шуме моторов, машин, фабрик, войны… я не думал, что вы испугаетесь из-за… пустяка, из-за стула… это всего лишь стул. Я продолжаю смеяться. Все смотрят на меня с недоверием. – Простите, что я смеюсь. Здесь, во Франции, это называют fou rire [30]. Неконтролируемый приступ смеха. В Италии мы это называем смешинкой… такое бывает у детей… Я беру себя в руки и пытаюсь сказать что-то серьезное. – Я веду себя инфантильно… извините. – Дети тоже любят искусство. В самом деле, они постоянно рисуют. Рисование – это единственная школьная дисциплина, воспринимаемая как игра. Амедео, разве это не так? – Да, Пабло, это так. – Чудесно увидеть, что кто-то смеется таким образом. В Испании мы это называем risitas [31]. К разговору подключается Мануэль, он обращается к Пикассо по-испански: – A mi también me gusta la risa de nuestro amigo. Mejor que estas bolas aburridas. – Globos inflados [32]. Я думаю, что никто из присутствующих не понимает испанский в совершенстве, поскольку вижу, что не последовало возмущения и обид. Джино – единственный, кто бросает взгляд на Мануэля и призывает его к порядку. – Мануэль, что происходит? – Ничего… Вероятно, Амедео не очень хорошо себя чувствует, мы поможем ему выйти. – Нет, Мануэль, не беспокойся, все хорошо. – Нет, мы с Пабло тебя проводим. – В этом нет необходимости. – Мы проводим тебя до дома, – Пабло тоже настаивает. – Не надо. – Амедео, это не обсуждается. Пабло подходит ближе к Мануэлю. – Él no entiende una mierda. – Está borracho. – Salimos juntos. Me cansé de estos. – Yo también [33]. – Вы что? Уже уходите? – Джино обращается к Мануэлю, но Пабло опережает того и сам отвечает на вопрос: – Не переживай, мы вернемся. Мануэль быстро поддерживает: – Да, мы его только домой проводим и сразу вернемся. Я не очень хорошо соображаю – и не понимаю с полуслова их сговор. – Да я хорошо себя чувствую, не беспокойтесь. Мануэль берет меня за руку и яростно шепчет на ухо: – Амедео, перестань. Замолчи. Я повинуюсь. – Пойдем. Я подстраиваюсь под шаг Мануэля, который тащит меня к выходу, Пабло идет за нами. Мы отходим от кафе – и Мануэль с Пабло тоже начинают смеяться. Я ничего не понимаю; я действительно немного пьян, и, вероятно, из-за того, что уснул, я что-то упустил. – Что такое? Что я сделал? Мануэль обвивает рукой мою шею. – Что ты сделал? Ты нас спас. – Я? – Если бы ты продолжал говорить, что не нуждаешься в нашей помощи, я бы тебе влепил. – Вы разыграли эту сцену, чтобы уйти? Пабло от души смеется. – Амедео, тот звук, звук стула… Как ты это сделал? Все обернулись. Казалось, что ты громко пернул. Мануэль заливается смехом. – Да, будто сильный пердеж. Амедео, как ты это сделал? – Не знаю… Я оперся на стул, он проскользнул и проехал по полу. – Ты был великолепен! Как ты там сказал? «Не думал, что вы испугаетесь стула…» Я тоже смеюсь. – Амедео, нам было ужасно скучно. – Пабло, и не говори. Эти футуристы, которые хотят бежать и быстро двигаться, хуже снотворного. – Слишком много говорят. И, прежде всего, хотят делать деньги. Хотят создать движение, чтобы включить в него другие течения. Думают, что кубизм – преходящее искусство, лишь эксперимент. Они не поняли. Кубизм не может содержать в себе новизну или античность, мы не за прошлое или будущее – а за форму. Говорить обо всем этом очень скучно. Должен признать, что он прав. – Да, говорить о том, что и как нужно видеть, предельно скучно. Мы идем все вместе – я, Пабло и Мануэль; вдруг я чувствую головокружение, меня шатает. Мануэль замечает это первым. – Амедео, что с тобой? – Не знаю, у меня кружится голова. – Это из-за вина. – Вино – это лучшее, что было на собрании, – тут же шутит Пабло. Я улыбаюсь, но все же чувствую себя нехорошо. Мне сдавливает голову, в ушах шумит, на лбу появляется испарина. Я останавливаюсь, прислоняюсь к стене. – Что случилось? – Пабло обеспокоен. – Ты что-то ел? – Пару пирожных. – Ты перепил. Это не в первый раз. Насколько я помню, ты не очень хорошо переносишь алкоголь. – Мануэль смотрит на меня с улыбкой. – Ты больше не тот хороший мальчик, каким был раньше. Париж повлиял и на тебя. Медленно, однако повлиял. Мне не хочется показывать свое недомогание, но я действительно с трудом держусь на ногах. Я улыбаюсь, пытаясь скрыть свое плохое самочувствие. – Ты и в Венеции был не слишком примерным. – Мануэль… – Я шучу. – Мануэль… Мне плохо, я сейчас упаду в обморок. – Pablo, realmente se siente enfermo. – Está borracho. – No te lo digo, va a desmayarse [34]. |