Онлайн книга «Семь мужей Эвелин Хьюго»
|
– Так вы выставляете на аукцион платья. – Щелкаю ручкой, показывая, что готова слушать. И тут она говорит: – Вообще-то, я пригласила вас сюда под ложным предлогом. – Извините? – Я почти уверена, что ослышалась. Эвелин устраивается поудобнее и смотрит на меня. – О продаже через «Кристис» кучки платьев и говорить-то особенно нечего. – Но тогда… – Я пригласила вас обсудить кое-что еще. – И что же? – Историю моей жизни. – Историю вашей жизни? – Я совершенно обескуражена и изо всех сил стараюсь понять, о чем речь. – Да, откровенно обо всем. Откровения Эвелин Хьюго… это… это… Даже не знаю. Что-то вроде истории года. – Вы хотите рассказать вашу историю через «Виван»? – Нет. – Вы не хотите… – Я не хочу делать это через «Виван». – Тогда зачем я здесь? – в полном недоумении спрашиваю я. – Я собираюсь отдать свою историю вам. Смотрю на нее и не могу понять, что именно она хочет сказать. – Вы хотите рассказать вашу историю всему миру и сделать это через меня, но не через «Виван»? Эвелин кивает. – Ну вот, вы начинаете понимать. – И что именно вы предлагаете? – Ситуация невозможная: одна из самых загадочных и знаменитых женщин во всем мире предлагает мне историю своей жизни – без всяких на то причин. Должно быть, я что-то упустила. – Я расскажу вам свою историю так, что это пойдет на пользу нам обеим. Хотя, если уж начистоту, главным образом вам. – И о какой же степени откровенности мы говорим? – Может быть, речь идет о каких-то ничего не значащих, отобранных ею эпизодах? – О полной. Я расскажу вам всю историю, без купюр. Хорошее, плохое, злое – все. Можете выбрать любое клише, какое только пожелаете и которое означает «я расскажу вам абсолютно обо всем». Стоп. Мне уже не по себе, ведь я пришла всего лишь задать несколько вопросов о платьях. Я кладу блокнот на столик, на него – ручку. Все нужно сделать идеально. Роскошная, хрупкая птичка прилетела и села мне на плечо, и если я допущу хоть одно неловкое движение, она может взмахнуть крылышками и улететь. – О’кей. Если я правильно вас поняла, вы хотели бы исповедаться во всевозможных грехах… Что-то в ее позе, казавшейся до этого момента расслабленной и довольно-таки отстраненной, меняется. Эвелин наклоняется ко мне. – Я не говорила ни о каком признании в каких-либо грехах. О грехах речи не шло. Я подаюсь слегка назад. Испортила. Все испортила. – Извините. Я неверно выразилась. Эвелин молчит. – Мне очень жаль, мисс Хьюго. Для меня это все немного… сюрреалистично. – Можете называть меня Эвелин. – О’кей. Итак, что дальше? Что именно мы будем делать? – Я беру чашку, подношу к губам и отпиваю самую чуточку. – Мы не будем делать кавер-стори для «Виван» [4]. – Это я поняла. – Я ставлю чашку на блюдце. – Мы напишем книгу. – Мы? Эвелин кивает. – Вы и я. Я читала ваши работы. Мне нравится ваша четкость и лаконичность. Я восхищаюсь вашей серьезностью и деловитостью. Думаю, это пойдет на пользу моей книге. – Вы просите меня написать вашу автобиографию? – Фантастика. Абсолютная фантастика. Вот и причина остаться в Нью-Йорке. И какая причина! В Сан-Франциско такое просто не случается. Эвелин снова качает головой. – Я дам вам историю моей жизни. Расскажу всю правду. А вы напишете о ней книгу. – И мы поставим на ней ваше имя и скажем, что вы ее написали. Это называется гострайтинг [5]. – Я снова беру чашку. – Моего имени на ней не будет. Я умру. Я давлюсь кофе, и капли падают на белый ковер. – Боже мой, – говорю я, наверно, чуточку слишком громко, и ставлю чашку. – Испачкала вам ковер. Эвелин отмахивается, но в дверь стучат, Грейс просовывает голову и спрашивает: – Все в порядке? – Боюсь, я пролила кофе. Грейс входит и идет к столику – посмотреть. – Мне очень жаль. Все так неожиданно и… Я перехватываю взгляд Эвелин и, хотя знаю ее не очень хорошо, все же понимаю, что мне предлагают помолчать. – Не беспокойтесь, – говорит Грейс. – Я об этом позабочусь. – Хотите поесть, Моник? – Эвелин поднимается. – Извините? – Здесь неподалеку одно местечко, где готовят отличные салаты. Я угощаю. На часах почти полдень, и когда я волнуюсь, то у меня сразу пропадает аппетит. Тем не менее я соглашаюсь, потому что чувствую – это не просто предложение. – Вот и отлично, – говорит Эвелин. – Грейс, не позвонишь в «Трамбино»? – Она берет меня за плечо, и минут через десять мы уже идем по чистеньким тротуарам Верхнего Ист-Сайда. Воздух дышит холодком, и я замечаю, что Эвелин поплотнее запахивает пальто. При солнечном свете признаки старения выступают явственнее. Белки глаз помутнели, кожа рук истончилась почти до прозрачности. Голубые прожилки вен, как у моей бабушки. Я так любила легкие, почти невесомые прикосновения ее утратившей пружинистость кожи. – Что вы имели в виду, когда сказали, что умрете? Она смеется. – Я хочу, чтобы вы опубликовали книгу как авторизованную биографию под своим именем, когда я умру. – О’кей, – говорю я, как будто это самое обычное дело. Но потом осознаю, что нет, это безумие. – Не хочу показаться бестактной, но вы действительно хотите мне сказать, что умираете? – Все умирают, милая. Вы умираете. Я умираю. Вон тот парень тоже умирает. – Она указывает на средних лет мужчину, выгуливающего мохнатого песика. Он слышит ее, видит, что она указывает на него пальцем, и только тогда догадывается, кто говорит. И в результате застывает с открытым ртом и выпученными глазами. Мы поворачиваем к ресторану, спускаемся на две ступеньки к двери. Эвелин садится за столик в глубине. Ее никто не встречает. Она просто знает, куда идти, и предполагает, что все остальные тоже это знают. Подошедший официант – в черных брюках, белой рубашке и черном галстуке – ставит на столик два стакана с водой. Эвелин без льда. |