Онлайн книга «Рожденный очаровывать»
|
– Я даже не была в него влюблена, – призналась она. – Я вообще не верю в любовь. Но мы заботились друг о друге, и, судя по голосу, он был ужасно расстроен. Я побоялась, что он покончит с собой. Друзья для меня – все. Я не могла отвернуться от него. – Друзья и для меня важны, но если бы один из них попал в беду, я бы прыгнул в самолет и примчался к нему, вместо того чтобы собрать все веши и сняться с насиженного места. Блу вытащила из кармана резинку и снова собрала волосы в неряшливый хвост. – Я все равно намеревалась уезжать из Сиэтла. Только не в Ролинз-Крик. Они миновали плакат с объявлением о продаже овец. Блу мысленно перебрала ближайших друзей, пытаясь вспомнить, у кого можно занять деньги, но все как один отличались двумя признаками: добросердечием и унизительной бедностью. Малыш Бринии был серьезно болен. Мистер Грей едва сводил концы с концами на социальное пособие. Мэй так и не оправилась от пожара, уничтожившего ее студию, а Тония путешествует по Непалу. Ничего не попишешь: она зависит от совершенно незнакомого человека. Словно опять вернулось детство, и она ненавидела слишком хорошо знакомый страх, медленно разливавшийся внутри. – Итак, Бобри, расскажи о себе. – Я Блу [9] . Меня зовут Блу. Блу Бейли. – Милая, обладай я столь же сомнительным вкусом в отношении мужчин, тоже вряд ли смотрел бы на жизнь оптимистически. Чудно. – Моя мать была немного расстроена в тот день, когда заполняла свидетельство о рождении Я должна была стать Хармони [10] . Но тут в Южной Африке разразилось восстание, а в Анголе началось кровопролитие... – Девушка пожала плечами. – Не слишком хороший день для Хармони. – Должно быть, у твоей матери весьма высока общественная сознательность. У Блу вырвался грустный смешок. – Можно сказать и так. Высокая общественная сознательность матери стоила Блу всех сбережений. Он кивнул в сторону багажника, и она заметила крохотную дырочку в мочке его уха. – Эти кисти и краски... Хобби или профессия? – Профессия. Я рисую портреты женщин и домашних животных. Иногда – фрески. – Не находишь, что сложновато приобретать постоянную клиентуру при постоянных переездах? – Не слишком. Главное – отыскать приличный квартал с дорогими домами. А потом я раскладываю по почтовым ящикам флаерсы с образцами моих работ. Как правило, это срабатывает, хотя в таких городках, как Ролинз-Крик, вряд ли найдутся зажиточные кварталы. И этим объясняется костюм бобра. – Кстати, сколько тебе лет? – Тридцать. Нет, я не лгу. Ничего не могу поделать со своей внешностью. – «Сейф нет». Блу подскочила от неожиданности при звуках женского голоса, заполнившего пространство машины. – Хочу узнать, не можем ли мы чем-то помочь, – промурлыкал голос. Дин миновал едва плетущийся трактор. – Элайн? – Клер. Элайн сегодня выходная. Блу сообразила, что голос доносится из динамиков машины. – Привет, Клер. Давненько мы с тобой не говорили по душам. – Пришлось навестить маму. Ну как тебе приходится в дороге? – Не жалуюсь. – Почему бы тебе не остановиться в Сент-Луисе по пути в Чикаго? У меня в морозилке пара стейков с твоим именем на них. Дин поправил противосолнечный экран. – Ты слишком добра ко мне, солнышко. – Для моего любимого посетителя «Сейф нет» ничего не жалко. Когда Дин наконец распрощался, Блу выразительно закатила глаза. – Похоже, вы строите их в очередь и раздаете номера? Что за пустая трата времени! Но Дин отказался включиться в игру. – Никогда не испытывала желания осесть на одном месте? Или программа защиты свидетелей заставляет тебя метаться по всей стране? – Мне еще слишком многое нужно увидеть в этом мире, чтобы ограничиться одним городом. Возможно, лет в сорок и подумаю об этом. Ваша подружка упомянула Чикаго. Я думала, вы собрались в Теннесси. – Так оно и есть. Но Чикаго – мой дом. Теперь она вспомнила. Он играл в «Чикаго старз». Блу с легкой завистью оглядела впечатляющую инструментальную панель и рычаг переключения скорости. – Буду счастлива сесть за руль. – Боюсь, тебе будет слишком сложно управлять машиной, которая не дымит и не чихает. Он включил спутниковое радио: смесь старого рока и новых мелодий. Следующие двадцать миль Блу слушала музыку и пыталась любоваться пейзажами, но тревога не давала успокоиться. Ей требовалось отвлечься, и она совсем было собралась немного позлить Дина, спросив, что он считает наиболее привлекательным в мужчине, но легче было поддерживать иллюзию того, что он гей, и она не хотела заходить слишком далеко. Все же она не смогла устоять перед искушением осведомиться, не стоит ли лучше найти станцию, где передают Стрейзанд. – Не хочу показаться грубым, – с холодным достоинством ответил он, – но наша гей-община немного устала от старых стереотипов. Блу сделала все, чтобы изобразить раскаяние. – Прошу прощения. – Извинения приняты. По радио передавали сначала «Ю-ту», потом «Нирвану». Блу вынудила себя немного покапризничать, чтобы он не заподозрил, в каком она отчаянии. Дин подпевал «Никелбэк» мягким бархатным голосом, после чего присоединился к «Колдплей» в «Спид оф саунд». Но когда Джек Пэтриот запел «Почему не улыбнуться?». Дин переключился на другую станцию. – Оставьте, – попросила она. – «Почему не улыбнуться?» помогла мне выжить в выпускном классе школы. Я люблю Джека Пэтриота. – А я – нет. – Это все равно, что не любить... Бога. – Каждому свое. Куда подевалось веселое дружелюбие? Он выглядел внушительным и отчужденным. Не тем беспечным футболистом-профессионалом, притворяющимся геем, рекламирующим белье и мечтающим стать кинозвездой. Похоже, Блу удалось на миг увидеть истинного человека за блестящим фасадом, и этот человек ей не понравился. Она предпочитала думать о нем как о тщеславном глупце, но глупцом он явно не был. А вот тщеславие... Тут, похоже, она права. – Я проголодался. Он словно повернул невидимый переключатель, позволивший ему стать тем, каким он хотел казаться в ее глазах. – Надеюсь, ты не возражаешь, если мы подъедем к ресторану для автомобилистов, чтобы не пришлось просить кого-то последить за машиной. |