Онлайн книга «Сто страшных историй»
|
– Я понял, Иссэн-сан! У вас остался рис? А сливы? 3 «Клянусь честью самурая!» – Дайте! Дайте мне! Скорее! Пленник мигом пришел в себя, едва до него донесся запах вареного риса, приправленного малой толикой водорослей. За дюжину шагов учуял! Это все гаки. Голодный дух еду за десять ри[2] унюхает. На сей раз Мэмору очнулся целиком: и духом, и телом, так сказать – телом Мэмору и духом Котонэ. Первородный дух самого Мэмору гаки, похоже, затолкал куда поглубже и наружу не пускал. Это у него получалось куда лучше, чем в свое время у Иоши: когда упрямый мальчишка захватил тело жирного монаха, дух Нобу все же иногда брал верх, хоть и ненадолго. А если б гаки еще и грамоту о фуккацу получил, как хотел… Мэмору, конечно, мерзавец еще тот – родную мать голодом морить! Но я ему не судья. А вот гаки – это уже по нашей части. Духам мертвых, голодные они или сытые, не место среди живых. Особенно – внутри живых. – Дайте! Дайте! Он забился, задергался в путах птицей, угодившей в силки. На миг мне почудилось, что крепкая веревка сейчас не выдержит: лопнет с громовым победным треском, а гаки, обезумев от голода, бросится на меня. Хорошо, если ограничится только рисом, который я ему несу! «…с ним едва справились четверо крепких мужчин…» «Съест ведь! Живьем съест и косточки обглодает!» – Успокойся. – Дайте! Скорее! – Это я тебе несу. Тебе. – Да! Мне! – Тебе. Никому другому. – Больше никому! Мне! – Не дергайся. Рис рассыплешь. Я присел перед ним на корточки. На удивление, разносчик сразу угомонился. Ну, да, просы̀пать, зря растранжирить вожделенную еду – что может быть хуже? От идеи кормить связанного при помощи палочек я отказался сразу. К счастью, в бездонной котомке святого Иссэна сыскалась плоская деревянная лопаточка. Уж не знаю, для чего она была нужна настоятелю, но для кормления гаки подошла отлично. «Кормление голодных духов? – мимоходом пришло в голову. – Если так, обряд уже начался. Вот, кормлю.» – Знаю, знаю, – приговаривал я, отправляя в ненасытный рот одержимого очередную порцию. – Есть очень хочется. Голод мучит. Вот, подкрепись, я ж не зверь, я понимаю… Еще б я не понимал! Сам бы сейчас от риса не отказался. И от слив. Что дали, то бы и слопал. Мэмору ел жадно, давясь и поспешно сглатывая. Как бы настоятельскую лопаточку не сгрыз! Кадык на горле одержимого дергался так, словно вознамерился прорвать тонкую кожу. Я и оглянуться не успел, как рис закончился. – Еще! Еще еды! Хоть бы поблагодарил для приличия. Ну да, дождешься от гаки благодарности! – Будет, будет еще. – Когда?! – Скоро. Совсем скоро. – Скорей! – Ты только скажи мне посмертное имя Котонэ – и получишь еще. – Имя? Какое имя?! – Посмертное имя твоей матушки Котонэ. – Котонэ? Так я и есть Котонэ! Давайте еду! Дух забылся? Выдал себя? Понял, что разоблачен, и перестал притворяться? – Нет, ты скажи мне посмертное имя. Посмертное! Одержимый задумался. Взгляд его забегал по сторонам, словно ища подсказку. На меня гаки старательно не смотрел. Дождь шелестел и постукивал по его шляпе и зонту, который держал надо мной Широно, навевая сонливость. Вот только заснуть мне сейчас не хватало! Я встряхнулся. Разносчик встрепенулся в ответ. От этого нашего общего содрогания что-то сместилось у меня в голове. Ручей, ива – все превратилось в театральные декорации, а происходящее сделалось комической сценкой кёген. Той самой, которой актеры потешают почтенную публику в перерыве между двумя драмами. Впрочем, не уверен, что сценка вышла смешной. * * * Старуха Котонэ: А нету у меня посмертного имени! Нету! Давайте еду! Рэйден (в сторону): Врешь, разумеется. (старухе, грозя пальцем) Я знаю, что похороны прошли по всем правилам. Был священник, читал молитвы. Он бы не провел погребальный обряд без посмертного имени. Старуха Котонэ: Забыла! Забыла я его, имя-то! Старая, память вся в прорехах… Пожалейте бедную старуху! Дайте поесть! Рэйден: Дам, обязательно дам. Я обещал – и сдержу слово. А ты постарайся вспомнить имя. Скажешь – и я накормлю тебя прямо сейчас. А потом – скоро, совсем скоро! – у тебя будет много хорошей еды. Старуха Котонэ: Много? Это сколько? Рэйден: Много. Старуха Котонэ: Когда будет? Почему – потом? Давайте сейчас! Рэйден: Ты мне называешь свое посмертное имя, а я дам тебе слив. Вкусных квашеных слив. Прямо сейчас, как только назовешь имя. (показывает старухе сливы. В сторону, хриплым голосом): Великий будда! Не отправить хотя бы одну себе в рот – да это труднее, чем сотню раз присесть с колодой на плечах – с той тяжеленной, что во дворе додзё сенсея Ясухиро. Может, съесть сливу у нее на глазах? Небось, сразу сговорчивей станет! Нет, нельзя. Я должен умиротворять голодного духа. А какое тут умиротворение, если у тебя на глазах твою сливу сожрали?! Старуха Котонэ: Мало! Всего две?! Рэйден: У меня есть еще. (трясет у духа перед носом коробкой, в которой перекатываются оставшиеся сливы) Скажешь – получишь все. А когда мы закончим, я тебя развяжу и отпущу. Получишь еще еды – и никакого наказания. Слышишь? Никакого! Старуха Котонэ (недоверчиво): Ссылать не будете? Рэйден: Если не натворишь ничего еще – не буду! Клянусь честью самурая. (в сторону) Слово самурая – жалкому разносчику? Голодному духу в его теле?! А что делать? Старуха Котонэ: Ну, я это… попробую. Вспомнить, значит. Только вы мне сперва сливу! От голода память совсем отшибло. Хорошо? Рэйден: Я даю тебе сливу, ты называешь имя и получаешь остальные. Старуха Котонэ: Две сливы! Три! Рэйден (качает головой): |