Онлайн книга «Сто страшных историй»
|
– Трое? – удивился я. – Маленькому Мэмору тогда исполнилось лет пять, не больше. У него были две старшие сестры. Близнецы, они родились в один год. Они и умерли в один год, той проклятой зимой… – От грудной болезни? Как их отец? От холода? – От голода, – выдохнул Эйта. Он гладил и гладил свой живот, не в силах остановиться. – Мать перестала их кормить. Всю еду она отдавала сыну, в котором души не чаяла. Малую толику оставляла себе: жалкие крохи, лишь бы не утратить возможность работать. Все остальное – сыну, только сыну. Мы с женой по ночам затыкали уши, лишь бы не слышать, как девочки просят есть… Я похолодел. – Так она что, уморила дочек голодом? Эйта кивнул. Из глаз толстяка текли слезы, щеки дрожали. Кажется, он уже жалел, что завел этот разговор. – Она морила дочерей голодом, – пробормотал он, дергая свою седенькую бородку. – Чтобы спасти сына. Когда сын вырос, он стал морить голодом бесполезную мать. Ту, которая спасла ему жизнь ценой жизни двух дочерей. Святой Иссэн, вы должны разбираться в подобных вещах. Это ведь не случайно, а? Старый настоятель печально улыбнулся соседу: – Ничто в жизни не случайно. То, что вы подошли к нам – тоже. Спасибо, теперь многое становится на свои места… Из дома на двор выскочила встрепанная Асами. На лице женщины застыла маска страха и омерзения. Не видя, не замечая нас, действуя неосознанно, будто живой символ послушания, она кинулась к коптильне, которая давно остыла. Рядом с коптильней на промасленной бумаге, развернутой прямо на земле, лежали жалкие остатки: два бруска жареного тофу и один белый, сырой, трясущийся студень. Подхватив их на поднос из бамбуковой щепы, Асами вихрем кинулась в дом. – Неси! – кричали из дома. – Живей! И визгливо: – Что, риса не осталось? Хочу риса! – Все съела, – прошептала Асами, словно впервые заметив наше присутствие. – Все, до последней крошки. Куда столько лезет, а? И скрылась в жилище. – Я отдал им весь свой творог, – печально сказал Эйта, провожая женщину взглядом. – Даже бобовую кашу, и ту отдал. Собрался створожить, так она унесла. И рис отдал, и овощи. Даже соль нигари отдал. Хотел использовать для кашицы, но она затребовала и соль тоже. Скажите на милость, кто ест соль? – Продал, – уточнил я. – Продал, – согласился толстяк. – Дают просто так, а продают за деньги. – Продал, – эхом откликнулся Эйта. – Мне семью кормить надо. – Вы несправедливы к этому человеку, – обратился ко мне монах. В голосе старика звучала укоризна. – Мы пообещали духу Котонэ, что ее сын, верней, его семья накормит ее за свой счет. Не за счет милосердия соседей, помните? Если Эйта-сан, горшечник Сэбэро или, скажем, мы с вами начнем кормить старуху нашим подаянием, это может лишь ухудшить ситуацию. Слово нужно держать, у нас нет выбора. – Купи еще! – вопили в доме. – Покупай! Ответа Асами я не расслышал. – Врешь! – надрывалась старуха. – Есть деньги, есть! Знаю, где прячешь! И диким визгом: – Доставай! Покупай! Корми меня! 3 Не вмешивайтесь! Старуху кормили уже несколько часов. Я трижды заходил в дом, зная, что миг спустя выскочу оттуда, давясь от отвращения – и все равно шел, будто меня тянули на веревке. Тело Мэмору, захваченное голодным духом его матери, валялось в спальне на провонявшей подстилке. Он ел и гадил, не вставая; ел и ходил под себя, не стесняясь ничьим присутствием. Временами его рвало прямо на пол; тогда он хватал горстями все, что изверг – и засовывал обратно в рот. Видеть это было невыносимо. К воротам подошел бродячий торговец маринованными овощами. На плечах он тащил шест с двумя не слишком большими корзинами. За торговцем посылали, он спешил как мог. – Эй, – завопил он. – Еду заказывали? – Не вмешивайтесь, – напомнил монах. – Это не наше дело. На двор вылетела Асами с мисками в руках. Сломя голову кинулась за ворота, сунула торговцу жалкую связку монет, чуть не порвав веревку. Дождалась, пока тот наполнит миски своим товаром – и унеслась обратно с едой для ненасытной Котонэ. – Одежду продай! – кричала старуха. – Дом! Корми меня! – Что здесь происходит? – ошалело спросил торговец. – Милосердие, – объяснил настоятель. – Да? И торговец удрал как можно быстрее, не оборачиваясь. Кажется, этот человек иначе представлял себе милосердие. – Нет ничего! – услышали мы голос Асами. – Совсем ничего! – Дом продай! – откликнулась старуха. – Себя продай! Есть хочу! Ноги сами понесли меня в дом. «Не вмешивайтесь,» – помнил я завет монаха, более того, фактический приказ моего начальства. Но я и не собирался ничего предпринимать. Я просто понимал, что если не буду время от времени заходить в жилище и смотреть на то жуткое противоестественное кормление, которое развернулось там – в один малопрекрасный миг я выскочу на улицу и кинусь прочь, забыв, кто я, презрев служебный долг, крича во всю глотку от ужаса, как глупый мальчишка. В темном коридоре мне почудилось, что я иду не один. Оглянувшись, я никого не увидел – должно быть, сказалось душевное волнение. В комнате, где валялось тело Мэмору, ничего не изменилось, разве что вони стало больше – если, конечно, такое было возможно. Мэмору сейчас полусидел, привалясь боком к стене. Кто другой уже прорвал бы бумагу, натянутую на хлипкую раму, но тщедушное телосложение Мэмору позволяло ему сидеть без видимых разрушений. Если что здесь и разрушалось, так это тело хозяина дома. В углу била поклоны Асами. – Себя продай! – хрипела старуха. – В веселый квартал! – Матушка! Ничего больше нет… – Дом продавай! Все продавай! Есть хочу! – Матушка… – Бабушка… Из-за меня вперед выступил маленький Арэта. Оказывается, в коридоре я действительно был не один – пользуясь тем, что никто не обращал на него внимания, Арэта проскользнул в жилище, прячась за господином дознавателем. Голый по пояс, все ребра наперечет, сейчас он стоял между мной и сотрясаемым в судорогах телом отца. В руках мальчик держал маленькую плошку. Куклы с ним не было. Я пригляделся. В плошке лежала горстка риса и два распаренных прошлогодних абрикоса – точно такое же приношение, какое святой Иссэн сделал в храме, когда поставил пару чашек на «подставки для гаки». Только монах принес в храм сливы, а не абрикосы. Наверное, мать Арэты тайком отложила для сына немного еды и велела съесть где подальше, вне досягаемости цепких лап голодного духа. – Бабушка, – повторил Арэта. – Кушай, бабушка! |