Книга Две полоски для мажора, страница 26 – Алёна Черничная

Пешком поднимаюсь на пятый этаж и дышу через раз. Кидаться с порога сразу в уборную не планирую, поэтому стойко сдерживаю тошнотворные спазмы.

И сжимая в руках сумку, нервно считаю секунды до того, как распахнется дверь родительского дома.

Писк племянников, визг сестры, горячие объятия младшего брата и отца, радостные возгласы мамы, бабушкины причитания, что я жутко бледная - вся эта какофония кружит голову, едва я переступаю порог нашей хрущевки.

Меня тискают, трогают, целуют. На мгновения я даже забываю, какая причина заставила вернуться сюда. Пока не оказываюсь за семейным ужином.

Запахи скромных блюд, расставленных на кухонном столе, заползают в ноздри. Они душат мой чувствительный желудок. Вареная картошка, селёдка, домашние соленья и бабушкины пирожки с печенкой... Жесть! Я не знаю, где нахожу силы не рвануть в сторону туалета.

Весь ужин я играю с едой в футбол, распихивая ее по всей тарелке вилкой, но все-таки стойко выдерживаю допросы про учёбу и университет. Улыбаюсь как могу. Разговариваю и пытаюсь продыхивать тошноту. И просто молюсь, чтобы это быстрее закончилось. Сейчас мне нужно поговорить только с одним человеком. С мамой.

Правда, когда все домашние разбредаются по своим углам квартиры, оставляя меня и ее на кухне, я не чувствую облегчения. Совсем наоборот. Нервы натягиваются струной так, что звенят во мне. Господи, ну и как все рассказать?

— Ликуль, а ты билет назад уже купила? — складывая грязные тарелки в раковину, интересуется мама.

— Нет, — ещё больше напрягаюсь от ее вопроса и до белых костяшек сжимаю кружку с горячим чаем.

— Ой, это отлично, — довольно провозглашает мама. — В понедельник рано утром тётя Таня с мужем едут в Ростов. Они тебя подкинут до общаги. Я уже договорилась.

Делаю глубокий вдох. Все. Деваться мне больше некуда. Нужно сказать как есть.

— Мам, я не еду обратно в понедельник.

— В смысле? Почему? У тебя нет пар? — слышу искреннее удивление в голосе, пока она продолжает греметь тарелками.

И перед своим ответом я молча гипнотизирую ее затылок с рыжими волосами, туго заколотыми наверх. Слежу за движением рук. Они, так же как и мои, усыпаны мелким узором из веснушек. Из всех ее детей так сильно похожа не нее только я. Такая же маленькая, худая и солнечно рыжая. Мама. Она же должна понять и помочь.

— Нет, — выдаю сухо и еле слышно, переводя взгляд на чай в кружке. — Я вообще не собираюсь туда ехать.

Боковым зрением замечаю, как мама замирает у раковины и вытирает мокрые руки о цветастый передник.

— Это как?

— Я взяла академический отпуск, — на одном дыхании говорю правду, но глаза поднять на маму боюсь.

— Лика, это что за шутки дурацкие?

— Так надо было. Точнее, так получилось.

— Что это значит? Ты куда-то вляпалась? Поругалась с кем-то? С преподавателем? — уже испуганно причитает она. — Лика, не молчи!

Мое сердце медленно, но очень громко стуча, ползет куда-то к горлу, когда я решаюсь снова посмотреть на маму. Ее глаза похожи на две голубые пятирублёвые монеты. В своей голове я репетировала этот разговор. Прокрутила раз миллион, но сейчас в мой рот словно напихали ирисок. Все слиплось от тошнотворного страха сказать правду. Только выбора у меня уже нет.

И на каком-то инстинкте мои ладони отлипают от кружки и ложатся на мой живот. Он не такой уже и плоский. Пальцами я сминаю мягкую ткань кофты. Смотрю на маму, не отрывая от нее глаз.

— У меня была на это причина. Этой причине уже одиннадцать недель.

Несколько страшных, долгих секунд она молчит. Мечет взгляд с моего лица на мои ладони. А потом цепляется руками за край столешницы позади себя и чуть не оседает к полу.

— Нет... Лика... Скажи мне, что это шутка! — судорожно шепчет она.

В ее глазах безграничный шок, а в моих снова литры слез. И дрогнувшим голосом произношу то, во что еще сама не верила и не осознавала:

— Нет, мам, поэтому и вернулась. Я беременна.

Мы с мамой никогда не были особо близкими. Я не делилась с ней секретами. Не потому, что не хотела. Потому что у меня их и не было.

Но не теперь. Я рассказала маме о самом дорогом и сокровенном. О том, что сейчас вышло в моей жизни на первый план. И теперь, притаившись, со страхом жду ее реакции. Боюсь даже пошевелиться.

Зажав рот рукой, мама, не моргая, гипнотизирует меня. Пронзает взглядом. А я с замиранием сердца жду, когда ее голубые глаза станут чуть теплее.

— Я не ожидала от тебя подобного, Лика,— наконец тихо произносит она, убирая ладонь от лица. — И что ты думаешь делать?

— Рожать, — твёрдо шепчу я.

И взгляд мамы не оттаивает. В нем все такая же холодная голубизна.

— А отец ребёнка в курсе о происходящем? Он собирается принимать во всем этом участие?

— Если бы собирался, то я вряд ли приехала бы обратно к вам.

— То есть он знает, что ты беременная и...

— Мама! — Я не могу удержаться от нервного возгласа. — Он просто слинял. Сказал, что в ахере и больше не звонил.

— Молодец какой. — цедит она сквозь сцепленные зубы. — А что его родители? Они в курсе?

Я лишь осторожно жму плечами, потому что действительно смирилась с этим:

— Не знаю. И знать не хочу. Ему рядом с нами не место.

— И ты у меня молодец. Какая жёсткая,— в мамином голосе проскальзывает неприятный сарказм. И это заставляет меня вжать голову в плечи. — Такие серьезные решения уже приняла: академический отпуск взяла, вернулась домой, рожать собралась. Ну раз ты такая взрослая, тогда давай и говорить по-взрослому.

Оттолкнувшись от столешницы, она делает шаг к двери кухни и плотно закрывает ее. А потом усаживается напротив, и своим стеклянным взглядом вызывает холодный спазм в моем желудке. Мне почему то кажется, что я уже знаю, что произнесет мама.

— Лика, тебе лучше задуматься об аборте пока ещё есть совсем немного времени.

Это нокаут. Я не готова услышать от мамы слово «аборт». Хватаю ртом воздух, но сделать вдох не получается. Все просто слишком больно.

— Мам. ты слышишь, что говоришь сейчас. — я сильнее сжимаю на животе дрожащими пальцами ткань кофты.

— Слышу, и меня ты услышь, — лицо мамы становится каменным. — Мы не потянем, это во-первых. А во-вторых, тебе нужно доучиться.

— И я доучусь, как только выйду из академа.

— С ребёнком на руках? А жить ты где и на что с ним будешь? Или нам с отцом оставишь? Пока тебя не было здесь, ничего не изменилось, Лика. Богаче не стали. Мы все так же считаем копейки.

Стараясь не подпускать к себе панику, делаю вдох-выход. Облизываю сухие губы и говорю ровно и чётко. Чтобы мама услышала меня. Поняла.