
Онлайн книга «Сердце бури»
С Гревской площади доносился рев толпы. Дантон плеснул себе коньяка и стоял, нянча бокал в ладони. Затем распустил галстук, который незадолго до этого тщательно затянул в Кур-дю-Коммерс. Щека дергалась, во рту пересохло. Его замутило, он сделал глоток – тошнота прошла. Королева протянула руку, Мандат ее поцеловал. – Обратно я не вернусь, – произнес он фразу, приличествующую случаю. – Приказ командиру дежурного батальона на Гревской площади. Атаковать с тыла и рассеять толпу, направляющуюся к дворцу. Он чиркнул подпись. Его конь ждал. Командир батальона получит приказ через несколько минут. В мэрии Мандат направился в свой кабинет. Ему было велено явиться с докладом, но вскоре он понял, что докладывать некому. Он прикинул, не лучше ли запереть дверь, но это было недостойно солдата. – Россиньоль, благодарю вас, – сказал Дантон. Он разглядывал приказ Мандата, который полицейский комиссар округа передал ему в руки. – Давайте дойдем до его кабинета и попросим Мандата объяснить новой Коммуне, почему он приказал войскам выступить против народа. – Я отказываюсь отвечать, – сказал Мандат. – Вы отказываетесь. – Эти люди – не городская власть. Не Коммуна. Они повстанцы, преступники. – Я усугублю их преступления. – Дантон потянулся вперед, схватил Мандата за лацканы и приподнял над полом. Россиньоль ловко конфисковал рапиру Мандата, перехватил рукоять и ухмыльнулся. За дверью Мандат оказался в кольце враждебных лиц. На него накатил ужас. – Не сейчас, – сказал Дантон. – Еще рано, друзья. Положитесь на меня, я справлюсь. – Он сильнее сжал лацканы. – Продолжайте отказываться, Мандат, – сказал он и со смехом потащил врага в тронный зал, где собралась новая Коммуна. Все стало как в детстве – просто, понятно и никто не упрекнет тебя в жестокости. Пять часов дня. Антуанетта: «Надежды нет». Пять часов дня. Габриэль начала вздрагивать. – Меня тошнит, – сказала она. Луиза Робер принесла таз, пока Люсиль подбирала волосы Габриэль с плеч и лба. Когда приступ миновал, они положили Габриэль на диван, отставили таз в сторонку, подложили подушки ей под спину и промокнули виски платком с лавандовой водой. – Вероятно, вы догадались, – сказала Габриэль. – Я снова беременна. – О Габриэль! – Обычно в таких случаях поздравляют, – мягко промолвила она. – Но так скоро! – простонала Люсиль. – А чего вы хотели? – пожала плечами Луиза Робер. – Ты либо рожаешь, либо используешь английский плащ, выбирай. – Что такое английский плащ? – спросила Габриэль, обводя обеих стеклянным взглядом. – Хватит вам! – воскликнула Луиза с презрением. – Что такое de facto? Что такое английский плащ? Ох уж эти мне благородные дикарки! – Простите, – сказала Габриэль, – но я не в состоянии поддерживать этот разговор. – И не надо, – сказала Люсиль. – Реми знает все об английских плащах, но у женатых они не в ходу. Предположу, что в особенности у Жорж-Жака. – Мы не горим желанием слушать ваши предположения, мадам Демулен, – сказала Луиза. – Особенно в этом вопросе. Слезинка задрожала на ресницах Габриэль. – Вообще-то, я не против быть беременной. Он всегда радуется. И к этому привыкаешь. – Если так пойдет, вы родите восьмерых, девятерых, десятерых, – сказала Луиза. – Когда срок? – Думаю, в феврале. Еще не скоро. – Идите домой, поспите пару часов. Мятущееся пламя факелов в три часа ночи, ругательства бойцов, скрип и грохот орудийных лафетов. – Поспать? – переспросил Камиль. – Приятное разнообразие. Вы будете во дворце? Дантон дохнул перегаром ему в лицо. – Что мне там делать? Национальные гвардейцы подчиняются Сантерру, у нас есть Вестерманн, предоставим действовать профессионалам. Когда-нибудь я сумею внушить вам, что не стоит идти на неоправданный риск? Камиль прислонился к стене и закрыл лицо ладонями. – Толстые адвокаты сидят в конторах, – сказал он. – Как это возбуждает. – Это возбуждает любого нормального человека, – сказал Дантон. Ему хотелось взмолиться, только бы все закончилось хорошо, только бы у нас получилось, только бы дожить до рассвета. – Господи, Камиль, да ступайте вы домой. И я решительно возражаю против того, чтобы вы перевязывали волосы этой тряпкой. Маркиз де Мандат был допрошен новой Коммуной и заперт в мэрии. На рассвете Дантон решил, что узника следует перевести в тюрьму Аббатства. Он стоял у окна и смотрел, как дюжий гвардеец ведет его вниз по ступеням. Он кивнул Россиньолю. Тот высунулся из окна и застрелил маркиза. – С меня довольно, – сказала Люсиль, – сменим декорации. Три женщины, захватив кое-какие пожитки, заперли двери и спустились в Кур-дю-Коммерс, направляясь в комнаты Люсиль, где им снова предстояло стать узницами, только на новом месте, Улицы были пусты, воздух свеж и почти прохладен. Жара начнется через час. Я никогда не чувствовала себя такой живой, думала Люсиль. Бедная, обманутая корова привалилась к моему правому плечу, ведьма с птичьими костями – к левому. Одна чересчур тяжелая, другая невесомая – на ступенях Люсиль пришлось направлять их шаги. При виде женщин служанка Жанетта старательно изобразила изумление. – Постели мадам Дантон, – распорядилась Люсиль. Жанетта, уложив Габриэль на диван в гостиной, подоткнула ей одеяло. Габриэль, которой хотелось, чтобы в кои-то веки с ней нянчились, откинула голову на подушки, пока Луиза Робер вынимала шпильки из волос, и они теплой тяжелой волной падали на подлокотник и ковер. Люсиль принесла гребень и, преклонив колени, словно грешница, принялась расчесывать длинные пряди наэлектризованной гривы. Габриэль лежала, закрыв глаза, воин, выбывший из строя по ранению. Луиза Робер устроилась на синей кушетке и подобрала ноги. Жанетта принесла ей одеяло. – Ваша мать очень ценит этот предмет мебели, – заметила Луиза, обращаясь к Люсиль. – Она всегда говорила: никогда не знаешь, когда он пригодится. – Если что-нибудь понадобится, зовите меня. Люсиль направилась в спальню. По пути она сделала крюк, чтобы прихватить бутылку, в которой оставалось дюйма на три выдохшегося шампанского, и уже собралась глотнуть, но сообразила, какое оно гадкое. Казалось, бутылки откупоривали неделю назад. От одной мысли ее замутило. Сзади возникла Жанетта, и от неожиданности Люсиль подпрыгнула. – Прилягте, милая, – сказала служанка. – Незачем стоять столбом. Суровая складка вокруг ее губ говорила: вы же знаете, я тоже люблю вашего мужа. В шесть часов вечера король решил устроить смотр Национальной гвардии. Он спустился во внутренний двор дворца. На короле был темно-лиловый сюртук, шляпу он держал под мышкой. Затея оказалась неудачной. Дворяне перед входом в его покои падали на колени, когда он проходил мимо, и бормотали клятвы верности, но гвардейцы оскорбляли его, а канонир потряс кулаком прямо перед королевским лицом. |