Онлайн книга «Сердце бури»
|
– Вы сидели в тюрьме? Священник не ответил. – А кстати, святой отец, почему вы одеты как банковский служащий или респектабельный лавочник? Разве вы не должны походить на санкюлота? – Там, куда я хожу, безопаснее одеваться так. – Вы имеете дело со средним классом? – Не только. – Выходит, им по душе старые порядки? Я удивлен. – Рабочий люд очень боится власти, мсье Дантон. Любой. И как всегда, слишком занят тем, чтобы раздобыть себе пропитание. – И как следствие, перестает заботиться о духовных нуждах? – Мсье, вы ведь пришли к священнику не для того, чтобы спорить о политике? Кесарю кесарево, остальное меня не касается. – А меня вы кесарем не считаете, не так ли? Вы не можете утверждать, что выше политики, и при этом выбирать себе кесаря. – Мсье, вы пришли исповедаться перед тем, как взять в жены дочь церкви. Пожалуйста, не спорьте, потому что в этом споре нельзя выиграть или проиграть. Знаю, вы далеки от этих материй. – Могу я узнать ваше имя? – Я отец Кераванан. Служил в Сен-Сюльпис. Приступим? – Я полжизни не исповедовался. Мне нужно напрячь память. – Но вы еще так молоды. – Да, но моя жизнь была наполнена событиями. – В детстве вас наверняка учили каждый вечер вопрошать свою совесть. С тех пор вы оставили эту практику? – Надо иногда высыпаться. Священник печально улыбнулся: – Возможно, я сумею вам помочь. Вы сын церкви и никогда не исповедовали ту или иную ересь – полагаю, вас можно обвинить в недостатке рвения, однако вы признаёте, что только церковь – единственный путь к спасению? – Если спасение существует, не вижу иного способа. – Вы верите в Бога, мсье? Дантон задумался: – Да, но… со множеством оговорок. – Достаточно отвечать односложно. Мы здесь не для того, чтобы обсуждать тонкости. Вы совершаете обряды, которые надлежит совершать католику, или пренебрегаете ими? – Я их отвергаю. – А как с теми, кто находится на вашем попечении, – вы заботитесь об их духовном благополучии? – Мои дети крещены. – Хорошо. – Казалось, священника было легко уговорить. Он поднял глаза – его острый взгляд застал Дантона врасплох. – Мы могли бы заранее оговорить круг ваших возможных проступков? Убийство? – Не совсем. – Вы совершенно в этом уверены? – Это же церковное таинство, не так ли? А не дебаты в Национальном конвенте. – Я принимаю ваш аргумент, – сказал священник. – Грехи плоти? – Да, многие. Как у всех. Супружеская измена. – Сколько раз? – Я не веду дневник, святой отец, словно девица, томящаяся от любовной тоски. – Вы о них сожалеете? – О грехах? Да. – Потому что понимаете, что ваши грехи оскорбляют Господа? – Потому что моя жена умерла. – Вы демонстрируете то, что принято именовать неистинным раскаянием, происходящим от вашего человеческого представления о наказании и боли, в то время как истинное раскаяние зиждется на любви к Господу. Тем не менее церковь большего не требует. – Я знаю теорию, святой отец. – Вы твердо намерены измениться? – Я намерен хранить верность своей второй жене. – Тогда перейдем к другим грехам: зависть, может быть, гнев, гордыня… – А, добрались до смертных грехов. Я виновен во всех семи. Впрочем, лень можете вычеркнуть. Скорее, меня можно обвинить в излишнем рвении. Будь я немного ленивее, список моих грехов был бы короче… – А скажем, клевета… – Это не более чем политическая уловка, святой отец. – И снова напоминаю вам, мсье, что с детства вас предостерегали от двух грехов против Святого Духа: самонадеянности и отчаяния. – В настоящее время я все больше склоняюсь к отчаянию. – Вы же понимаете, я не о повседневных бедах, а о духовном отчаянии. О неверии в спасение. – Нет, это не про меня. Кто знает? Милость Божья неисповедима. Так я себя убеждаю. – Мсье, то, что вы пришли ко мне, говорит само за себя. Вы на верном пути. – И куда он меня заведет? – В конце пути – лик распятого Христа. Дантон содрогнулся: – Так вы отпустите мне грехи? Священник кивнул. – Я отнюдь не кающийся грешник. – Господь склонен на многое закрывать глаза. – Священник поднял руку, начертил в воздухе крест, пробормотал отпущение. – Это начало, мсье Дантон. Я сказал вам, что был в тюрьме, – в сентябре прошлого года мне повезло уцелеть. – И где вы прятались с тех пор? – Не важно, где я был. Просто знайте, что, когда я вам понадоблюсь, я буду рядом. – Вчера вечером в якобинском клубе… – Ничего не хочу слушать, Камиль. – Все спрашивали: где Дантон? Снова пропал! – Я занят в комитете. – М-м-м. Иногда. Не часто. – Мне кажется, вы не одобряли комитет. – Я одобряю вас. – И? – И если вы будете продолжать в том же духе, вас не переизберут. – Вам это ничего не напоминает? Когда вы только что женились и хотели побыть с женой? А Робеспьер изводил вас напоминаниями о долге? Я-то думал, вы первый меня поймете. Я собираюсь жениться на дочери Жели. – Надо же, удивили! – Мы подпишем брачный контракт через четыре дня. Не взглянете? В том ветреном и безответственном состоянии, в котором, по общему мнению, я пребываю, недолго запутаться в словах. Ошибка может дорого мне стоить. – Зачем? В нем есть что-то необычное? – Я передаю ей свою собственность. Целиком. А я буду управлять ею, пока жив. Наступило долгое молчание. Его прервал Дантон: – Все так зыбко. Я могу погибнуть. От руки государства. Если я потеряю голову, не вижу оснований терять еще и землю. Почему вы так разъярились? – Наймите другого адвоката, – рявкнул Камиль. – Я отказываюсь участвовать в вашем упадке и гибели. И хлопнул дверью. Пришла Луиза, очень серьезно взглянула Дантону в лицо, вложила свои детские ладошки в его руки. – Куда ушел Камиль? – Думаю, к Робеспьеру. Он вечно бежит туда после наших ссор. |