Онлайн книга «Разбитые часы Гипербореи»
– Но я же не всегда с Анфисой, – проговорил пораженный Лавочкин. – Это неважно. Когда влюблен, то предмет обожания занимает твою голову двадцать четыре часа в сутки. А не только то время, которое вы проводите вместе. Понимаешь меня? – Кажется, да… – Так вот. Ты стал оценивать себя. Словно взвешивая – понравится это ей или нет, достоин ли ты ее или нет… Ты изменился и внутренне, и внешне, стал больше за собой следить. И вообще прислушиваться к себе… – Следить за собой… – здесь Валя уже покраснел, но, кажется, Олимпиада Андреевна этого не заметила. – Но это нормально… Я тороплюсь. На работу к Анфисе. * * * – Леонтий, а Леонтий! Погано-то как! Как будто бы рок преследует нас, – Воркунов чуть не плакал. – Рок, – задумчиво произнес Леонтий. – Не рок, а конкретные люди. – Ты прав! Анфиса замерла… она находилась на своем «посту» – в отсеке чердака. Она услышала, как шеф по телефону вызвал Леонтия, тогда он отпустил ее, а она решила остаться и «поприсутствовать» при этом разговоре… – Лю-ди, – произнес Воркунов с расстановкой. – Я грешил на Катанадзе, но связаться сейчас с ним не могу. Он работает с одним депутатом, поэтому мог слить информацию. – Жора своего никогда не упустит. Он у нас парень не промах… Как и Борис… Но самый главный парень – не промах, знаешь, кто у нас? – Нет. – Ты! – Я… Воркунов пьян, он тяжело переживает убийство Салаева. До этого была еще гибель Шепилова, смерть Бориса. Дело, которому он отдал свои силы и время, рассыпается на глазах. Кто бы смог хладнокровно взирать на это? – Ты, друг мой, бредишь! – Я! Ничуть! Я выделил тебя, как только начала складываться наша компания. Я тогда еще подумал, какой фасонистый пацан. Воркунов молчал. – Но все-таки мы не были равны. Ты стоял на более высокой ступени социальной лестницы, как выражаются сегодня. Я тебе отчаянно завидовал. До умопомрачения. – Ты… дурак! – крикнул Воркунов. – Конечно, дурак, раз затесался в ваш круг. Катанадзе был примерно твоего уровня. Борис чуть пониже. А я так… плебей среди вас. Мне хотелось обязательно выбиться в большие люди, мне была невыносима мысль, что я так и останусь там, внизу… Мы взяли тот архив, но тебе повезло больше. Ты получил самые ценные и редкие документы. Ты сумел обойти всех. Счастливый Слава Воркунов. Девушка тебе тоже досталась замечательная. Олечка Саватеева. Я умирал по ней, это тоже было причиной моей ненависти к тебе. Правда, ты ее не оценил. Вы расстались. А я так и не женился. – Это твоя проблема! – Молчи! – резко сказал Леонтий. – Ты подозревал кого-то из нас. Могу сказать – это был я. На меня вышел один человек из тех, бывших немцев, мы стали вести переговоры. Я хотел сдать вас всех сразу. Но затаился, мне нужно было узнать, что у кого хранится. Это я поговорил с Борькой… Да так, что он умер… Я сказал ему, что лучше отдать все. Его сердце не выдержало… С Катанадзе я собрался поговорить напоследок. А вот с тобой… – Чего ты хочешь? – судя по голосу, Воркунов был вдребезги пьян. – Забрать у тебя эти документы, а потом… – Что ты будешь с ними делать? – Решу! – У меня их нет. – Не сочиняй, я случайно увидел, как ты сегодня открывал сейф. Запомнил комбинацию цифр. Сейчас я возьму эти документы. – Я буду кричать. – Нет. Потому что я тебя убью. А если ты закричишь, то подвергну напоследок пыткам. Сейчас здесь никого нет… Анфиса метнулась к двери. Только бы успеть добежать. Только бы успеть… Хлопнула входная дверь, боже, кого это принесло? – Анфиса! – зазвенел голос Лавочкина. Да его, недотепу, сейчас просто убьют… Анфиса хотела крикнуть, но язык прилип к гортани. Раздался крик, послышались удары, шум падающей мебели. Похоже, там завязалась драка. Затем снова отчаянный крик. Анфиса замерла. Неужели искалечили Лавочкина? Она распахнула дверь, и ее взору предстала следующая картина. На полу лежал Леонтий, в кресле сидел, вжавшись в него, Воркунов. А над Леонтием возвышался Лавочкин. Очки его был разбиты, губа рассечена. Он посмотрел на Анфису. – Анфиса! – Что тут было? – Этот тип напал на меняя. Пришлось дать ему несколько уроков карате. – Лавка, ты герой. Она дотронулась до его губы. – Больно? – Нормально. – Но я же вижу… – она погладила его по щеке. – Ваши воркования очень приятны. Но, может быть, вы все-таки развяжете меня. Когда Анфиса развязала Воркунова, тот спросил, разминая руки. – Вы разве не ушли домой? – Я вернулась. Просто вспомнила, что не закончила работу над одним документом. – Вы прямо герой-девушка, трудолюбивый исполнитель. А ваш молодой человек прямо Джеки Чан. Такой тут бой устроил. – Он и правда замечательный. – Теперь, я думаю, надо звонить в полицию. – Звони, Анфиса, – Воркунов как-то обмяк и пробормотал: – А мне… Там в баре… – Нет, – твердо сказала она. – Полиция сейчас приедет. Вас не поймут. – А ты права. Спасибо за все. Я в тебе не ошибся. После того как приехала полиция, взяла показания, их отпустили домой. Анфиса настаивала, чтобы Лавочкин поехал к ней. – Да ладно, чего уж там… Меня дома ждут. – Ну, смотри… – Нет, Анфис… – Я хотела… – Нет. Нельзя поддаваться жалости. Душевной и сиюминутной. Потом будет раскаяние… – Валя! – воскликнула Анфиса… – Ты думаешь, что… – Я не хотел бы воспользоваться твоей минутной слабостью. Потом будет хуже. Мне и тебе… Анфиса молчала. Когда она посмотрела на Лавочкина, в ее глазах были слезы. – Ты правда думаешь, что я такая бесчувственная? – Нет. Не думаю, но сейчас нам лучше расстаться. – Он поцеловал ее в лоб. – Спокойной ночи. – Спокойной ночи, – прошептала Анфиса… * * * На другой день, когда Анфиса только увидела Воркунова, сразу поняла, что он собирается сообщить ей нечто серьезное. Шеф смотрел не на нее, в сторону. А лоб прорезала вертикальная складка. Пиджак он застегнул не на ту пуговицу, а манжеты белой рубашки были несвежими, чего раньше никогда не случалось. Видимо, ее начальник находился в сильном волнении; ему было не до своего внешнего облика. |