Онлайн книга «Дело об игральных костях»
|
Серл нервно оглянулся, но голос его оставался спокойным. – Я вспомнил некоторые детали разговора после того, как у меня появилась возможность его обдумать. Но это Хогарти действительно мне говорил… Вы знаете, как это бывает. Вначале не помнишь, например, того, что тебе сказали по телефону, и стараешься вспомнить разговор… – Выйдя из дома Конвэя, вы сразу же направились в круглосуточно работающий зал для игры в пул, – да или нет? – Нет. – Не сразу? – попросил уточнить адвокат. – Нет. – Сколько времени прошло с того момента, как вы вышли из квартиры Конвэя, до того, как вошли в зал? – Сейчас я уже не помню. Думаю, минут пятнадцать-двадцать. – А что вы делали в этот промежуток времени? – Много чего, – угрюмо ответил Серл. – Ну, например? – Звонил по телефону. – Кому? – Другу. – Кто этот друг? Серл замолчал и выжидательно посмотрел на Киттеринга. Тот поднялся и сказал: – Ваша честь, я протестую. Перекрестный допрос не может вестись таким образом. Адвокат должен был проверить показания свидетеля только на предмет правильности указанного им времени. Прошу отметить, что остальные вопросы в данном случае неуместны. Очевидно, дело защиты доказать, что телефонный разговор состоялся после ухода Лидса, а дело обвинения – доказать обратное. Судья Кнокс взглянул на Перри Мейсона. – Я хотел бы, чтобы вы немного повременили с этим вопросом, адвокат, и для начала обосновали, что он имеет отношение к делу. Суду не хотелось бы ставить в неудобное положение непричастных к делу людей, оглашая их имена, если без этого можно обойтись. Мейсон по-прежнему корректно продолжил перекрестный допрос: – А разве не факт, что, войдя в зал для игры в пул, вы сказали знакомым о своем намерении позвонить Конвэю в десять тридцать? – Возможно, – неопределенно ответил Серл. – Я уже не помню. – Может быть, вы им сказали неправду? – Никому я не врал. Просто не вижу причин распространяться о своих делах перед партнерами по игре. – Несмотря на то, что, войдя в игровой зал, вы знали, что будете звонить Биллу Хогарти, или Луи Конвэю, в десять часов, вы тем не менее сказали знакомым, что должны сделать это в десять тридцать? Это так? – Да. – А рассказывая первый раз эту историю окружному прокурору, вы не сказали ему, что звонили Конвэю в десять тридцать? – Нет. – Ваша честь! – вмешался Киттеринг. – Я хотел бы, чтобы убитого называли Хогарти, а не Конвэй. Это поможет избежать путаницы в протоколе, и… Судья Кнокс его перебил: – Пока у суда нет достаточных оснований, чтобы удовлетворить вашу просьбу, господин помощник окружного прокурора. Мейсон сказал таким тоном, будто говорил о чем-то совершенно несущественном: – А я думаю, здесь все в порядке. Я докажу, что его настоящее имя – Хогарти, так что называйте его, как просит помощник прокурора. – Очень хорошо, – заключил Киттеринг. Судья Кнокс недовольно посмотрел на Перри Мейсона: – Определение его личности может оказаться весьма полезным для установления мотивов преступления, адвокат. – Верно! – беззаботно согласился Мейсон. – Я знаю, он утверждал, что некоторое время жил под именем Хогарти, и, если Киттеринг имеет доказательства на этот счет, то я сэкономлю время на объяснениях. – У меня есть такие доказательства, – заявил Киттеринг. – Очень хорошо, – произнес судья Кнокс. – Продолжайте перекрестный допрос, мистер Мейсон. – Рассказывая первый раз свою историю окружному прокурору, вы сообщили ему, что звонили в десять часов? – Я не упоминал времени. – Понятно, – произнес адвокат, – вы сказали ему, что звонили Хогарти. Там вам объяснили, что необходимо назвать точное время. Если это было после десяти тридцати, то Олдена Лидса нельзя обвинить в убийстве. Это так? – Да, между нами был разговор: я им что-то сказал, и они мне что-то ответили. – Они обратили ваше внимание на то, что необходимо точно установить время до того, как вы сказали, когда звонили? – Да. – И сразу же сообразили, что это сулит вам некоторые выгоды, заявив, что у вас нет причин помогать людям, которые обыскивали вашу контору и арестовали вас по обвинению в уголовном преступлении, не так ли? – Да, действительно. Я не испытывал к этим людям добрых чувств. – И один из офицеров службы окружного прокурора сказал, что это можно урегулировать? – подсказал адвокат. – Да. Он объяснил, что, если свидетель обвинения откажется выступать в суде, у него могут быть неприятности. – Хорошо, – вздохнул Мейсон, – давайте снова вернемся к тому, что вы делали, выйдя из квартиры Хогарти. Вы сказали, что разговаривали по телефону со своим другом. А не была ли этим другом официантка из ресторана «Домовая кухня» Хейзл Стикланд? Лицо Серла выразило тревожное недоумение. – Почему?.. Я… – Не забывайте, – предупредил Мейсон, поднимая указательный палец, – что вы находитесь под присягой. – Да, я звонил ей, но не в ресторан. – И что вы ей сказали? – Я протестую! – снова вмешался Киттеринг. – Вопрос неправомерный, несущественный и не имеет отношения к делу. Перекрестный допрос ведется неправильно. – Протест принимается, – согласился судья Кнокс. – Устанавливайте время разговора, адвокат, его содержание выходит за рамки перекрестного допроса. – Ваша честь, я считаю, что это важно, – ответил Мейсон. – А я – нет. Сейчас этот вопрос неуместен. Вы проводите перекрестный допрос и, следовательно, имеете право задавать наводящие вопросы. Если полагаете, что тема так же важна, обоснуйте это. Повернувшись к Серлу, Мейсон поинтересовался: – Разве не правда, что вы попросили Хейзл Стикланд собрать вещи и уехать из города? Что вы ее встретите, дадите денег и все объясните? – Аналогичный протест! – сказал Киттеринг. Судья Кнокс хмуро посмотрел на Перри Мейсона: |