Книга Вниз по реке, страница 70 – Джон Харт

– Нет.

– А Кен Миллер?

Она помотала головой:

– А должно?

* * *

Я оставил ее раскачиваться в кресле на крыльце, гадая, не припрятано ли у нее где-нибудь еще одно бритвенное лезвие. Теряясь в догадках, были ли ее разговоры насчет «последнего вдоха» просто разговорами.

Направил машину в сторону города, позвонил в справочную и получил телефон и адрес Кэндис Кейн. Я знал это место – многоквартирный комплекс неподалеку от колледжа. Набрал номер и выждал десять гудков перед тем, как отключиться. Ладно, попробую перезвонить позже. На развилке свернул на гравийную обочину и остановился. Копы не собирались искать где-то за пределами моей семьи, чтобы объяснить смерть Дэнни. Я отказывался принимать такой подход. У меня имелись уже две возможные зацепки – люди, вовлеченные в насильственные происшествия с Дэнни Фэйтом: Кэндис Кейн, подавшая на него заявление в полицию, и те, кто так сильно избил Дэнни четыре месяца назад. Кэнди болталась где-то неизвестно где, а Джейми не отвечал на звонки. Ехать было некуда. Тоскливое раздражение узлом завязалось в спине. Должны же быть и какие-то другие направления!

Но их не было. Зебьюлон Фэйт не проявлялся на горизонте. Долф не желал со мной общаться. Отец тоже отсутствовал.

Черт.

Мысли обратились к другой беспокоящей меня проблеме. Она была маленькая, не такая срочная, но все же она грызла меня. Почему Сара Йейтс показалась мне такой знакомой? Откуда она знала, кто я такой? Я опять включил передачу и на развилке свернул влево.

В сторону округа Дэвидсон.

И Сары Йейтс.

Я пересек реку, мимо стеной понесся лес, а я все силился понять, откуда у меня столь сильное чувство, будто я знаю ее. Свернул с дороги на узкий проселок, который вел к обиталищу Сары на реке. Едва выскочив из-за деревьев, увидел Кена Миллера, развалившегося в садовом креслице возле пурпурного автобуса. Он был в джинсах и рубашке – босые ноги вытянуты по земле, голова откинута назад, чтобы поймать лицом солнце. Заслышав машину, он встал, прикрыл глаза ладонью, а потом шагнул на дорогу, перекрывая мне проезд. Раскинул руки, как распятый, и его хмурый вид говорил, что намерения у него самые серьезные.

Когда я остановился, Кен низко нагнулся, чтобы заглянуть в салон, а потом подступил вплотную к моему окну. Злость заострила его слова.

– Что, ребятки, на сегодня еще недостаточно? – спросил он. Его пальцы вцепились в край дверцы. Шея у него была перепачкана в земле, седые волосы копной провалились за воротничок рубашки. Один глаз почти полностью закрывал здоровенный фиолетовый фингал. Туго натянутая кожа на нем лоснилась и сверкала на солнце.

– Какие еще ребятки?

– Твой чертов папаша! Вот какие.

Я указал на его глаз:

– Его работа?

– Я хочу, чтобы ты уехал. – Кен наклонился ближе. – Немедленно.

– Мне нужно поговорить с Сарой, – сказал я, включая передачу.

– У меня там ствол припрятан, – предупредил он, мотнув головой на автобус.

Я внимательно изучил его лицо: твердую линию подбородка, пульсирующие на висках вены. Он был зол и испуган – не самая лучшая комбинация.

– Что вообще происходит, Кен?

– Так что, сходить за стволом?

* * *

Я вылетел обратно на асфальт. Дорога была пуста – длинная черная лента, уходящая вдаль плавным двухмильным изгибом. Свернув влево к мосту, я опустил стекло, и сразу стало шумно. Из поворота я вышел на пятидесяти. Чуть быстрей, и я бы его не заметил.

Фургон Сары.

Он был припаркован у дальнего угла угловатого бетонного строения – байкерского бара под названием «Таверна огненной воды». Она практически уткнула его носом в стенку за ржавым мусорным контейнером. Почти не видать, но определенно ее. Тот же темно-вишневый цвет, те же тонированные стекла… Я притормозил, выискивая место для разворота. Пришлось проехать еще с милю, после чего я резко свернул на какую-то гравийную дорожку, сдал назад и опять дал газу. Припарковался рядом с фургоном и вылез. Между дверью и мной выстроились в ряд шестнадцать «Харлеев». Хром сиял на солнце. На черных кожаных седельных сумках сверкали заклепки. Мотоциклы были выстроены с армейской точностью, как на параде.

Внутри оказалось темно, а потолок, казалось, давил прямо на голову. Над бильярдными столами слоями висел табачный дым. Слева от меня из музыкального автомата долбил какой-то разухабистый музон. Я подошел к стойке и заказал пиво стоящей за ней потасканной тетке – над вид лет шестидесяти, хотя наверняка она была не старше меня. Сорвав с бутылки крышечку, барменша так шмякнула ее донышком о стойку, что из горлышка струей выстрелила пена. Я уселся на высокий виниловый табурет и выждал, пока глаза не привыкли к полутьме. Это не заняло много времени. Над зеленым сукном нависали большие лампы, из-за неприкрытой двери тоже пробивался яркий свет.

Отхлебнул пива, поставил бутылку на покрытую мокрыми кругами стойку.

Заведение представляло собой единственное довольно просторное помещение с тремя бильярдными столами и бетонным полом, сливные решетки в котором одинаково годились как для грязной воды при уборке, так и для пролитого пива, блевотины или крови. Футах в десяти от меня, уронив голову на стойку, дремала какая-то толстуха. Два стола для пула были заняты и окружены мужиками с таким черными бородищами, что волосы казались покрытыми лаком. Игроки с привычной сноровкой орудовали киями, поглядывая в мою сторону между ударами.

Сара Йейтс сидела за маленьким столиком в дальнем углу. Стулья были отодвинуты, чтобы освободить место для ее инвалидного кресла. Столик она делила с двумя здоровенными громилами, тоже байкерами. Перед ними стояли большой кувшин для пива, три кружки и штук пятнадцать стеклянных стопочек. Пока я на них смотрел, барменша двинулась в их сторону, неся еще три стопочки с чем-то коричневым. Они чокнулись ими, сказали что-то, чего я не расслышал, и дружно поднесли их к губам. Байкеры заглотили свои до дна. Сара опустила свою на стол, держа ее изящными пальцами.

А потом посмотрела на меня.

В лице ее не было удивления. Согнув палец, она поманила меня к себе. Байкеры у бильярда освободили мне дорогу, но не особо охотно. Твердые кии задевали меня за плечи, табачный дым резал глаза. У одного под уголком глаза виднелась татуировка в виде слезы ^[33]. Я остановился у столика Сары, и бильярдная игра возобновилась. Ее собутыльники были старше большинства остальных байкеров. Тюремные татуировки на толстенных ручищах выцвели, стали светло-серыми. В бородах просвечивала седина, морщины прорезали лица. Массивные перстни, тяжелые высокие ботинки… Но держались они нейтрально. Видимо, брали пример с Сары. Она с полминуты изучала меня. А когда заговорила, голос ее зычно разнесся по залу: