Книга Вниз по реке, страница 81 – Джон Харт

– Неплохо у нее получается, – заметил я.

– Идеально, – поправил меня отец. – Она этим уже целый час занимается. Ни разу пока что не промазала.

– И вы все это время сидели здесь?

– Мы дважды пытались поговорить с ней. Она ни в какую.

– В чем проблема?

Лицо его пришло в движение, выражая целую гамму эмоций.

– Долф сегодня первый раз предстал перед судом.

– Она там была?

– Его привели, скованного по рукам и ногам. Наручники, ножные кандалы, цепь на поясе… Он едва мог идти со всем этим добром. Толпа репортеров. Этот мудак шериф. Окружной прокурор. С полдюжины приставов, словно Долф какой-то особо опасный преступник. Черт! Это было невыносимо. Он ни разу не посмотрел на нас. Ни на меня, ни на Грейс, даже когда она пыталась привлечь его внимание. Она просто так и подскакивала, а он…

Отец не договорил. Мириам неловко поерзала.

– Ему предложили защитника, и он опять отказался. Грейс убежала вся в слезах. Мы заехали сюда ее проведать. – Он опять мотнул головой. – И вот что обнаружили.

Мои глаза опять метнулись к Грейс. Тетива плавно, но быстро натянута, тут же отпущена. Шлепок закаленной стали в подбитый мягким брезент. Ощущение разрываемого воздуха.

– Тебя искал Грэнтэм, – сообщил я. – Похоже, он считает, что по-прежнему остались какие-то темы для разговора.

Я внимательно посмотрел на отца. Он продолжал наблюдать за Грейс, и его лицо ничуть не изменилось.

– Мне нечего сказать Грэнтэму. Он пытался поговорить в суде, но я отказался.

– Почему?

– Посмотри, что он нам сделал!

– А ты знаешь, о чем именно он хочет поговорить?

Его губы едва двинулись:

– А это важно?

– Ладно, что будет с Долфом? Что дальше-то?

– Я поговорил на эту тему с Парксом. Окружной прокурор ждет вердикта Большого жюри о привлечении к уголовной ответственности и передаче дела в суд. К несчастью для Долфа, Большое жюри заседает на этой неделе. Прокурору не придется впустую тратить время. И он получит этот вердикт. Тупой придурок признался. Как только Большое жюри вернет вердикт, Долфу официально предъявят обвинение. А потом будут решать, требовать ли смертной казни.

Я ощутил знакомый холодок.

– Слушание по правилу двадцать четыре ^[38], – ровным голосом произнес я. – Чтобы определить, соответствует ли содеянное высшей мере наказания.

– Помнишь еще…

Отец не мог встретиться со мной взглядом. Я знал все эти этапы изнутри. Это был один из худших дней в моей жизни – когда приходилось долгими часами слушать споры законников, получу ли я смертельную инъекцию в том случае, если меня признают виновным. Я стряхнул это воспоминание, опустил взгляд вниз и увидел, что рука моего отца покоится на кипе страниц, лежащих на сиденье рядом с ним.

– Что это? – Я ткнул в них пальцем.

Он подхватил бумаги, издал горлом какой-то звук и передал их мне.

– Петиция. Составленная торговой палатой. Они вручили мне ее сегодня. Аж вчетвером. Полномочные представители, как они назвались, будто я не знаю их всех уже лет тридцать, если не больше…

Я быстро перелистнул страницы. Увидел сотни имен, большинство из которых были мне знакомы.

– Эти люди хотят, чтобы ты продал землю?

– Шестьсот семьдесят семь человек. Друзья и соседи.

Я передал бумаги обратно.

– Что скажешь?

– Люди имеют право на собственное мнение. Но ничего из этого не изменит моего.

Отец явно не собирался и дальше обсуждать этот вопрос. Я подумал про долг, который ему предстояло выплатить в самое ближайшее время. Я хотел поговорить с ним об этом, но не мог при Мириам. Не хотел ставить его в неловкое положение.

– Как ты, Мириам? – спросил я.

Она попыталась улыбнуться:

– Готова ехать домой.

– Тогда дуйте, – сказал я отцу. – Я останусь тут.

– Будь с ней потерпеливей, – сказал он. – Она слишком гордится ношей, которую несет.

Отец повернул ключ. Я постоял в облаке пыли, глядя им вслед, а потом присел на капот своей машины и стал дожидаться Грейс. Плавно и уверенно двигаясь, она все с тем же тихим упорством продолжала посылать стрелы в цель. Через несколько минут я переставил машину поближе к дому, зашел внутрь и вышел с пивом. Перетащил кресло-качалку на другую сторону крыльца, откуда мог наблюдать за ней.

Солнце уже тонуло за горизонтом.

Грейс так и не сбилась с ритма.

Когда же наконец поднялась на крыльцо, мне показалось, что она пройдет мимо, не произнеся ни слова, но Грейс остановилась в дверях. В полутьме ее синяки казались черными.

– Рада тебя видеть, – сказала она.

Я остался сидеть.

– Вот думаю, не приготовить ли мне ужин.

Она открыла дверь.

– То, что я тогда тебе сказала… Не обращай внимания.

Грейс говорила про Долфа.

– Пойду в душ, – объявила она.

Я нашел в холодильнике мясной фарш, и к тому моменту, как она вышла, ужин уже был на столе. От нее пахло чистой водой и цветочным мылом. Влажные волосы терлись о халат, в который она переоделась, и при виде ее лица новые шипы вонзились мне в грудь. Глаза выглядели получше, но порванные губы с черными тугими стежками хирургических швов по-прежнему казались воспаленными и какими-то незнакомыми. Темно-лиловые сердцевины синяков начинали понемногу зеленеть по краям.

– Не получше немного? – спросил я.

– Это-то? – Грейс показала на свое лицо. – Это не имеет значения.

Она посмотрела на воду, которую я ей налил, а потом полезла в холодильник за пивом. С треском вскрыла банку, отпила и села. Перед тем как приступить к еде, поддернула рукава, и я увидел повреждения на ее левом предплечье. Тетива буквально сжевала его, оставив длинные рубцы чуть ли не по всей длине. Грейс перехватила мой напряженный взгляд.

– Господи, Грейс! Щиток надо было надевать!

Она поднесла вилку ко рту, не поведя и глазом, и указала на мою тарелку:

– Ты есть-то собираешься?

* * *

Мы ужинали, пили пиво и практически не разговаривали. Пытались, но разговор не шел, и молчание стало почти уютным. Главное, что мы оба сидели за одним столом. Этого было вполне достаточно. Когда я пожелал ей доброй ночи, ее глаза уже заметно отяжелели. Я устроился на гостевой кровати, размышляя о бессовестном вранье Джейми и предстоящем завтра разговоре, обо всем том, что с такой невероятной силой бурлило вокруг меня. От невероятного объема этих неведомых мне сил комната кружилась. Жизнь, во всем своем запутанном многообразии, словно изливалась закручивающейся вниз воронкой из какого-то обширного пустого пространства, так что, когда Грейс открыла дверь, это показалось давно предопределенным.