Онлайн книга «Универсариум»
|
Полина. Моя принцесса. Превращенная в ведьму злым колдуном. Прекрасная снаружи и мертвая внутри. – Что внутри? – сказала Лада. – Что? – Вы сказали «внутри». – Я ничего не говорил. Полина. Женщина, разрушившая мой привычный мир. Стряхнувшая с него пыль. Вывернувшая его наизнанку. И теперь занявшая в нем главное место. Моя принцесса. Я любил и ненавидел ее. Вспоминал, как гладил ее кожу. И тут же представлял, что это делает кто-то другой. Ей наплевать на меня. Она спит с кем хочет. Шлюха! Ой, Лада, даже не оборачивайся, следи за дорогой. * * * – Позвольте, я вас провожу, – сказала мой водитель, когда мы припарковались у дома. – Не нужно. Я выбрался из машины, шагнул и тут же погнул телом боковое зеркало. Лада вышла. И взяла меня под руку. – Пойдемте, – сказала она. – Ну ладно, – пропыхтел я, – я буду идти, а ты показывай дорогу, а Аркаша будет нас прикрывать. – Какой Аркаша? – Как какой? Вот этот. Ты что, его не видишь? Хе. Аркаш, прикинь, она тебя не видит. Ты че, пьяная? Мы прошли в квартиру. В гостиную. Я развалился на диване. – Зашторь окна, – скомандовал я. – Все окна в доме. Наглухо. Я хотел спрятаться от всех. От любого маленького фонарика, напоминающего, что там, за стенами, существует большой мир. Она всё сделала. – Налей мне выпить. Лада застыла. – Эдуард Валентинович, может быть, вам не… – Открой бар. Там где-то есть водка. Налей мне водки. Она не стала больше умничать и потопала исполнять. – Давай, – я выхватил у нее из рук налитую рюмку. И мгновенно проглотил лекарство… или яд… плевать, сейчас это лекарство. Лада осторожно поставила бутылку на столик, отошла на пару шагов назад, сцепила руки за спиной и стала ждать, когда я ее отпущу. – Вот ты мне скажи, что ей надо? Чего ей не хватает для счастья? Она же вон и рисование это свое начала, нравится же, рисуй себе на здоровье, никто не отбирает у тебя фломастеры. Зачем так фанатеть от этого клуба долбаного? Надо ж меру знать. Так мне даже сам профессор сказал сегодня – меру знать надо. И еще много всего сказал. – Ну всё бы дал ей, суке этой! Всё, что душа пожелает. Душа! Слово-то какое. Это у нее еще и титул такой – Душа. – А она!.. Шалава придорожная. – И смотрит же вроде так, улыбается, разговаривает сладко так, шептает… шепчет. И стонет же ведь! Еще как стонет. Как надо стонет. В ту самую ноту попадает. По сто раз. И че ей надо-то, а? Че за мрак в башке, от которого она всё никак освободиться не может? – Да не стой ты… садись, кресло вот. Тебе не наливаю – знаю, ты на работе. Кстати, слышал, как твой начальник много хорошего о тебе говорил. Но ты не зазнавайся, он, вообще-то, странный. – А я еще такой – маме ее покажу, Вале… отцу, она им понравится, и всё хорошо. – А мне так больно стало, так больно. Никогда такого не было. Не думал даже, что у меня есть эти точки болевые. А они есть, да. А может, это и хорошо, что есть. Значит, я не кусок дерева, значит, я человек. А может, и нет. Может, и не человек. Я не знаю. Не знаю. А человек – он бы знал. – Дура шибанутая. Слушает эту хрень. Вселенная, время, смертные, бессмертные… А может, и не хрень. Может, не всё хрень. Толик сказал, что не хрень. А Толик был… А Толик – был. Не чокаясь… – И пошла, главное, сука, пошла! С чмом каким-то. В эту комнату свою шмаровую. Арендует на постоянку, по ходу, у этого ушлепка старого. – А я чем ей не вышел? Вот ты же тоже телка ведь… ну женщина то есть, не обижайся. Вот скажи мне, что со мной не так? Может, у меня зубы кривые, изо рта торчат? А? Нет? А может, со мной поговорить не о чем? О кино там, о музыке, а? Скажи. Да не стесняйся ты, не уволю я тебя, не накажу. Скажи, только честно всё скажи, что не так со мной? Почему со мной нельзя мутить нормально? Вот ты бы, ты бы замутила со мной, по серьезке, а не на недельку? Вот давай, я не твой начальник, и, вообще, ты меня не знаешь. Нет, знаешь, но мало, или знаешь, что я работаю страховым агентом, например, и езжу я на «опеле». Замутила бы? – Да че ты киваешь! Подыгрываешь мне, стесняешься. Хрен бы ты со мной замутила! Знаю я твой ценник, сам его на бумажке рисовал. Ой, кажется, я ее обидел. Ну пусть пожалуется в профсоюз манекенщиц-водителей. Я по-другому не умею, когда говорю правду. Не нужно было так напрягать девчонку своими головняками. Вон как носик задрала, хорошенький такой носик, и губки сжала, губки-тютютюбки. Надо бы реабилитироваться перед дамой. И быть с ней поделикатнее. – Снимай трусы. Началось: шоу: большие глаза против большого бабника. – Что, простите? Не разобрал, было ли возмущение в ее голосе. Кажется, не было – говорила с осторожностью. – Поди сюда. Давай, давай, иди сюда. Лада нерешительно, с задержками, поднялась с кресла и подошла. – Да ближе… Вот, стой. Она и на трезвяк-то аномально красива, а теперь была вообще как фея. Сказочная. Эфемерная. И до невозможности лакомая. – У тебя потрясные волосы. Уж поверь мне, я в этом специалист. Я погладил ее каштановые копны и немного поперебирал их у кончиков. Когда-нибудь я отстригу от них прядь. – Значит, говоришь, замутила бы со мной… Я коснулся ее колена и неспешно прочертил пальцами пять кривых линий вверх по ноге, юркнув под юбку. Она не сопротивлялась: не отходила, не хватала мою руку, не била меня по лицу. Но я почувствовал ее напряжение. – Эдуард Валентинович, – сказала она. Не строго. Но с возражением. Или даже жалобно. Я наполз ладонью на ее ягодицу. Ах, какая ты гладкая, Ладушка! Ах, какая ты нежная! – Или ты все-таки соврала и не хочешь со мной… за ручки держаться? Я нащупал верхний край трусиков, зацепился за него и потянул их вниз. Моя вторая рука отправилась помогать первой. – Эдуард Валентинович… Я спустил кружева почти до колен, и тогда они уже сами, соскользнув вниз, упали на ее ступни. – …но ведь не так же, – проговорила Лада. Придерживая за лодыжки, я поочередно приподнимал ее тяжеленные, но всё же послушные ноги, полностью избавляя ее от трусов. – А как еще с вами? Да не переживай ты, куплю я тебе новые трюлики, может даже, твоего размера. – Эдуард Валентинович… |