
Онлайн книга «Мажор. Право на ошибку»
— Честное слово, даже мысли не допускал, что кому-то помешаю, — Платон прикладывает руку к груди и делает лицо таким несчастным, что даже я готова поверить его невинным глазам. Если бы не знала наверняка, на какие подлости этот хитрый жук способен… — Ну, раз не допускал, тогда придется исправлять свой косячок, — Ким мне подмигивает, а после расплывается в улыбке, обращаясь к Платону: — Раздеваемся, господин генеральный директор! — В смысле? — мы отвечаем с Платоном синхронно, глядя пристально на Кима. — У вас есть десять минут, чтобы договориться, — парень игнорирует наш громкий ор с Тереховым, выключает камеру и ухмыляется. — Или я жалуюсь Аделаиде, что вы, Платон, сорвали нам съемку, нарушив условия контракта, а ты, крошка, не готова пока еще к такой серьезной ответственности. Трындец! Полный провал! Хоть головой о стенку бейся и громко кричи: “Спасите, кто может!” Только этого мне не хватало… — Ненавижу тебя! — шиплю, как змея, прямо в лицо Терехову, когда за Кимом закрывается боковая дверь. — Ты кем себя возомнил, а? — Погоди, — парень машет рукой, кривясь, чтобы я заткнулась хотя бы на время. — С ненавистью разберемся позже. Ты мне лучше объясни, что значит “раздеваемся”? — То и значит, — фыркаю в ответ, расстегивая пуговицу на халатике. — Страсти ему мало! А ты… — Да погоди же, сказал, — следит взглядом за моими руками, но мне сейчас не до шуток. Вот совсем не смешно! И так на нервах вся, а теперь мне придется еще и раздеться! Практически до гола! Разочек я уже пробовала совместную съемку с парнем, когда фотографу этой самой дурацкой страсти не хватало. Мне, если честно, понравилось, но там был незнакомый мужчина. А сейчас рядом со мной Платон, который и так целый день меня взглядом пожирал. Да и сейчас пялится на грудь, а я беру пальцами парня за подбородок и заставляю посмотреть мне глаза. — Увлекся, — усмехается, не пытаясь вырваться, но мне-то от это не легче. Так и хочется его треснуть чем-нибудь тяжелым по башке. Чтобы наконец-то думать начал, да и вести себя, как взрослый и ответственный мужчина, а не маленький мальчик. Нашел себе игрушку, а теперь не может от нее оторваться — это то, чего я так боялась изначально… — Снимай рубашку, — командую, не отводя взгляда и не давая возможности Платону снова заглядывать ко мне в декольте. — И все? — Терехов приподнимает игриво одну бровь вверх, но при этом начинает расстегивать пуговицы. Пиджак-то он снял давно, оставшись в одной белоснежной рубашке со штанами, галстуки, видимо, носить не любит, но мне, если честно, плевать. Хоть в рванье путь ходит — мне-то какое дело до Платона? “Он так близко! И так соблазнительно красив! Еще и совместная фотосессия! Я точно не выдержу…” — мысли одна другой витиеватее, а нервная система дает окончательный сбой. — И все, — киваю легонько в подтверждение своих слов, так как язык уже не слушается, а пальцы пробивает мелкая дрожь. — Могу раздеться до тру… — Не стоит! — резко обрываю порыв Терехова, а он, гад такой, приближает свое лицо к моему, обдавая меня шлейфом дорогущих духов, при этом игнорируя мои пальцы, которые впиваются парню в подбородок. — А я думаю, стоит, — в голосе Платона появляется хрипотца, а мои ноги начинают предательски подкашиваться. — Если ты сейчас не прекратишь так нагло меня соблазнять, то мы оба попадем, — я держу еще себя в руках, стараясь говорить твердо. — Я лишусь работы, а ты выплатишь неустойку за нарушение контракта. Готов? По глазам вижу, что нет, но в ответ лишь усмехается. Правда, отстраняется, вызывая у меня вздох облегчения. Хотя рано еще расслабляться — самое основное впереди. Как бы выдержать такой накал — никогда в жизни я так не нервничала, как сейчас. — Готовы? — слышу за спиной голос Кима и со стоном выдыхаю. — Конечно, — смеется Платон, снимает рубашку, а после откидывает ее в сторону. — Говори, что надо делать. — Я не понял, крошка, а ты почему еще не раздета? — фотограф поднимает обе брови вверх, пялясь на меня, а я демонстративно расстегиваю со злостью пуговицы, снимаю этот чертов халатик, и так же, как и Терехов совсем недавно, откидываю его в сторону. — Мать честная, — слышу негромкий голос Платона. — Красота же! — расплывается в улыбке Ким. Я даже боюсь представить, какого цвета сейчас мои щеки. Наверное, под цвет нижнего белья. Ярко-красные! — Будете надо мной издеваться — сбегу! — фыркаю в ответ, ехидно кривясь. — Я вот думаю, что настучать Аделаиде не такая уж плохая идея. — Что ты, крошка! — Ким смотрит в объектив и делает пару кадров. Со мной, естественно, в главной роли. — Такой кайф я не пропущу ни за что в жизни! — Ха-ха-ха! — передразниваю я парня, а он уже наводит объектив на Платона. Парочка щелчков, довольная физиономия Кима, когда на экране листает кадры, и его бодрый голос: — Становимся рядом и поехали, крошки! Я пытаюсь расслабиться, но нифига не получается. Зажата. Скована. Да и сама чувствую, что полная фигня получается. Платон рядом, но это еще сильнее напрягает. — Крошкой меня еще никто не называл, — тихонечко произносит Платон мне на ушко, а у меня по телу проходит разряд электрического тока. — Он всех так называет, — шепчу в ответ, как тут же прилетает грозное от фотографа: — Так не пойдет! — Опять двадцать пять, — вырывается у меня вместе со стоном. — Как же ты меня достал! — Пока не покажешь мне страсть, домой не отпущу! — умничает Ким в ответ, кривясь. — Платон, ну хоть вы на нее повлияйте! — Давай так, — снова шепчет мне Терехов на ухо. — Сейчас мы показываем ему страсть, а за это я исполняю любое твое желание. — Любое? — я слегка отстраняюсь назад, заглядывая парню в глаза. — Даже самое фантастическое, — кивает Платон в подтверждение своих слов. — Идет? — приподнимает одну бровь вверх в ожидании ответа. Ладно, чего я в самом-то деле испугалась? Голый торс — тоже мне, диковинка. Да я их уже повидала… исключительно на съемочных площадках. Хотя у Платона тело… Если бы я его так сильно не ненавидела, то слюни бы уже потекли ручьем по полу. И надо же было так влипнуть… — Давай попробуем, — соглашаюсь и настраиваюсь на съемку. Глаза в глаза. Слишком близко. Тянут, как магнитом. Просто нет сил оторваться… А вокруг нас щелчки камеры, но мы не обращаем внимания. Наши глаза прикованы друг к другу. Рука Платона у меня на груди — щелчок, еще один. |