Книга Рената Флори, страница 53 – Анна Берсенева

«Успокойся, – отчетливо, как будто произнося вслух, подумала она. – Ничего страшного не происходит. Даже если начались схватки, то все равно ничего страшного – срок уже такой, что можно рожать. Ты сама виновата, что досидела в лесу до такого срока. А еще Тину убеждала быть благоразумной, идиотка!»

Наконец она призналась себе в полном своем идиотизме! Конечно, давно уже надо было вернуться в город, лечь в больницу – в общем, сделать все, что должно быть ясно любой беременной девчонке, не то что ей, сорокалетней женщине и профессионалу родовспоможения.

Но корить себя было теперь бессмысленно – следовало сообразить, как поскорее оказаться в Москве.

Как раз в ту минуту, когда Рената протянула руку за телефоном, лежащим на полу у кровати, боль повторилась, и еще сильнее, чем в первый раз. Теперь уже не было никакого сомнения в том, что это именно схватка.

«Несколько часов у меня, во всяком случае, есть, – подумала Рената, переждав боль. – «Скорая» успеет приехать».

Но откуда приедет и куда повезет ее «Скорая»? В поселковую больницу? В райцентр? Все эти маршруты представлялись Ренате, мягко говоря, сомнительными, но выбирать, кажется, уже не приходилось. Сейчас, накануне выходных, в «Москве» не было ни одного человека с машиной, и не бежать же ей было на шоссе, останавливая попутку.

Да, так и надо было сделать – вызвать «Скорую». Рената взяла трубку и только тут сообразила, что не знает даже, по какому номеру звонить.

«Совсем у меня голову отняло! – сердито подумала она. – Гормональная перестройка организма все-таки не шутка. Я и не предполагала, что до такой степени не шутка!»

И тут, несмотря на все самоуговоры, ей впервые стало по-настоящему страшно. Тишина стояла в доме, тишина стояла за стенами дома, тишина окутывала весь сосновый холм и, Ренате стало казаться, все пространство вокруг этого холма – весь огромный мир, угрожающий ей и ее ребенку. От этой тишины, от этой угрозы не было спасения, ее невозможно было преодолеть, от нее хотелось бежать, но куда бежать, если она везде, везде!..

– А ну прекрати! – Это она уже не подумала даже, а громко сказала вслух. – Прекрати истерику! Звони соседям.

Телефон Агнии Львовны был ей, по счастью, известен. Рената и раньше звонила той с какими-нибудь мелкими домашними вопросами, но, конечно, не в шесть часов утра. Или теперь уже больше, не шесть часов, ну да, конечно, ведь еще только апрель, в шесть утра в апреле совсем темно, а сейчас уже рассветает…

Может быть, Агния Львовна и сама уже проснулась, не от телефонного звонка, ведь пожилые люди вообще встают рано. Голос ее, во всяком случае, не был сонным.

– Я сейчас приду, Рената, – сказала она. – Вы только, пожалуйста, лежите, не вставайте ни в коем случае.

– Извините, Агния Львовна, – виновато сказала она. – Я и сама не знаю, чем вы можете мне помочь. Надо «Скорую» вызвать. Больше все равно ведь ехать не на чем. А я не знаю номер, и вообще… Мне как-то не по себе. Совсем не по себе.

– Не вставайте, – повторила Агния Львовна.

Рената положила телефон на пол и закрыла глаза. Схватки пока не повторялись, они еще были редкими, и такая их периодичность была правильной. Но все-таки они казались ей слишком сильными, и это ее беспокоило. К тому же и голова у нее почему-то плыла, мысли туманились – от страха, наверное.

Да, она боялась. Все, что она знала о родах, знала досконально, во всех тонкостях, – все это вдруг показалось ей ненадежным, неправильным, неважным; ее охватила самая настоящая паника. Ренате стало казаться, что никакие знания и навыки ей не помогут, что умрет она непременно, и в этом не может быть ни малейшего сомнения.

От этой мысли туман в ее голове сделался плотным, потом стал спускаться вниз, к горлу; Рената почувствовала, что задыхается.

– Помогите!.. – прохрипела она.

И тут наконец на крыльце раздались быстрые шаги и сразу за ними – громкий стук в дверь.

– Я здесь!.. – с трудом проговорила Рената.

«Как же мне помогут? Ведь дверь заперта! – мелькнуло у нее в голове. – Я же всегда запираюсь на ночь. На замок и на щеколду еще».

Щеколда делала проникновение в дом совсем уж невозможным.

– Агния Львовна! – Ренате казалось, что она кричит, но голоса своего она почему-то не слышала. – Позовите кого-нибудь… Пусть выломают дверь…

«Ничего не слышно, ничего! – подумала она в отчаянии. – Она решит, что я уже умерла!»

Никакой логики не было в этих мыслях, а другие ей в голову сейчас не приходили.

Но тут и эти – бессмысленные – мысли вылетели у нее из головы. Потому что дверь задрожала от сильного удара, и не дверь только, а весь дом, всеми своими тяжелыми бревнами.

– Алеша, может, не надо? – раздался за дверью голос Агнии Львовны. – Может, она еще откроет?

– Но не открывает же, – ответил мужской голос. – Отойдите, Агния Львовна. Я поленом попробую. Надо прямо в щеколду попасть. Здесь же старое все, гнилое – откроем.

Удар в дверь, на этот раз еще более сильный, раздался снова; дом снова вздрогнул и даже как будто бы застонал. Со следующим ударом дверь распахнулась – Рената почувствовала это по сквозняку, мгновенно пробежавшему через комнату.

– Рената! – услышала она. – Вам совсем плохо?

В голосе Агнии Львовны, всегда насмешливом или невозмутимом, впервые слышалась растерянность. Рената с трудом подняла тяжелые веки, но силуэт соседки, стоящей возле ее кровати, все равно разглядела смутно.

– Не совсем… – пробормотала она. И с отчаянием добавила: – Какая же я дура!

– Безусловно, – сказал Дежнев. – Но сейчас об этом думать не время. Где вы собираетесь рожать?

В отличие от голоса Агнии Львовны его голос звучал точно так же, как всегда: ровно и холодновато. Но Рената обрадовалась этому голосу так, словно Дежнев обнял ее и расцеловал.

Впервые за это невыносимое утро она почувствовала, что голова у нее становится на место.

– В Москве. В той же клинике, что и Тина, – сказала она. – То есть я собиралась там рожать. Но теперь уже поздно. Вряд ли я успею туда добраться.

– Тогда куда вас везти? – спросил Дежнев.

– Меня – везти? – удивилась Рената.

Она чувствовала себя с каждой минутой все лучше – просто удивительно! – и, задавая этот вопрос, смогла уже даже сесть.

– Зачем же вы садитесь? – воскликнула Агния Львовна.

– Садиться не надо, – все тем же тоном сказал Алексей Андреевич. – Я в этих ваших делах, конечно, не очень понимаю, но, по-моему, вы вот-вот родите.

– По-моему, тоже.

Рената улыбнулась, хотя с трудом сдерживала слезы. После страха, после отчаяния ее вдруг взяла очередная напасть – слезливость. Причудливые фокусы выделывала с ней гормональная буря!