Книга Паучиха. Личное дело майора Самоваровой, страница 88 – Полина Елизарова

Как только прикрылась дверь, Варвара Сергеевна тут же пожалела о своем упрямстве.

Здесь не было ни телевизора, ни книг. И не было мобильного.

Она лишилась пусть не желанного, но все же собеседника, к тому же обладавшего куда большей, чем она сама, информацией.

Дав волю слезам, Самоварова, уткнув лицо в подушку, зарыдала.

Видит Бог, она упрямилась не из вредности!

Она и в самом деле не помнила, что произошло четырнадцатого ноября.

* * *

После обеда пришел Валерий Павлович. Принес цветы.

Небольшой, недешевый букет был явно составлен флористом.

Сиреневые розочки, сиренево-голубые колокольчики и сиреневые же гвоздики.

Вид у доктора был подтянутый и неестественно бодрый.

«Передо мной хорохорится!» — отчего-то обрадовалась Самоварова.

Поставив букет в раздобытую по дороге в палату литровую банку, доктор по-хозяйски расположился на стуле.

Самоварова, на сей раз без стеснения, внимательно его разглядывала.

Поджарый, худощавый, хорошо сохранившийся мужчина под шестьдесят с упрямой складкой меж русых бровей.

Дневной свет, проникавший в палату сквозь трепыхавшиеся от ветра жалюзи, падал на его лицо. Он явно наспех брился, на загорелой коже щек и подбородка местами торчали колючие волоски.

И ей вдруг отчаянно захотелось прижаться к его лицу губами!

Зацеловать его, нашептать в упрямую складочку на переносице какие-то магические, неизвестные даже ей самой слова.

Но, повинуясь ситуации, она продолжала выжидающе лежать на кровати.

Из-под белого халата доктора выглядывали джинсы и рукава темно-синего шерстяного джемпера. Верхние пуговицы халата были не застегнуты, и это позволяло ей разглядеть надетую под джемпер белую, в синюю полоску, рубашку.

Рубашка показалась знакомой.

Точно, она лежала на гладильной доске в его квартире!

В тот самый день, когда он угощал Варвару Сергеевну рыбой, запеченной в фольге, и когда после десерта, состоявшего из кофе, эклеров и ее папирос, они незаметно и вполне естественно переместились в его комнату…

За окном целый день лил дождь, она наврала дочери, что сидит в кафе с подругой.

Подругу звали Ларка Калинина, когда-то она служила следователем в центральной городской прокуратуре. По долгу службы отправилась в Грозный, где ее вместе с коллегой боевики захватили в плен.

Через одиннадцать месяцев жизни в яме прокурорам чудом удалось сбежать.

После реабилитации Калинина перевелась на должность следователя в небольшой областной городок, где с ней и познакомилась майор Самоварова.

За проявленное мужество Ларке дали орден и звание подполковника, а Варвара Сергеевна так и вышла на пенсию майором.

Остаться работать в отделении под начальством полковника Никитина для нее было важнее, чем перепрыгивать в прокуратуру, куда ее звали не раз.

«Полковник давно уже просто друг… — будто бы оправдалась перед самой собой Самоварова. — У него сейчас сыскное бюро…

— Я прекрасно помню, кто ты! — наконец заговорила Варвара Сергеевна, — Помню, какие у нас отношения. И, конечно, я помню свою биографию.

Доктор, не сводя с нее задумчиво-грустного взгляда, кивал.

— Но я совершенно не помню, как давно я здесь, и как оказалась… Только ты этой Маргарите Ивановне не говори. Опять залечат до смерти! — натужно хохотнув, попыталась пошутить она.

— Не надо так думать. Здесь хорошие специалисты.

— И что мне эти специалисты?! — Моментально вспыхнув, Самоварова приподнялась на локте. — Ты меня спас от таких вот специалистов с их протокольным лечением, я еще не выжила из ума, я прекрасно все помню! Вот как ты сейчас вошел — так и вспомнила! — с жаром продолжала она. — Я и вчера, когда вы с этой дамой здесь меня пытали, помнила, но только плоско, без эмоций, а сейчас уже помню объемно, по-настоящему, слышишь?!

— Милая моя! — Доктор вскочил со стула и, наклонившись над кроватью, схватил ее в объятия.

Варвара Сергеевна, с трудом сдерживая слезы, уткнулась носом в его плечо.

Поглаживая ее по щеке, он тихо напел ей в ухо:

— Дачу нашу помнишь?

Варвара Сергеевна ловила губами и веками тепло его пальцев.

— Жасмин, круассаны… А еще красное вино напополам с дождем…

Было грустно, что все это осталось в прошлом, и радостно от того, что это случилось в ее жизни.

— Ты начала писать роман…

— Точно. Но писатель из меня никудышный.

— Алину помнишь?

— Сапсан. Подмосковный дом напыщенного папенькиного сынка. Чернобровая Жанка-распоряжайка. Бригада строителей. Пропавшая хозяйка ^[3].

— Все верно, любимая… — до одури нежно поцеловал ее в висок Валера.

— Потом мы уехали в Рим. Дивные фонтаны, булыжные мостовые, кафе, где вместе с кофе бесплатно раздают счастье, шумливые толпы туристов, Колизей, Пантеон, — задыхаясь от опережавших слова, прорвавшихся сквозь невидимую плотину воспоминаний, взахлеб перечисляла она.

— Было…

Перехватив рукой его запястье, Варвара Сергеевна прильнула к нему губами.

Ну… какой же он любовник?

Он, выходит, муж.

— Что было потом? — отстранившись, чтобы видеть ее лицо, осторожно спросил доктор.

— Мы вернулись в твою квартиру.

Он присел на краешек стула:

— И?

Его лицо вдруг закрыла тень.

Самоварова зажмурилась.

«Мне показалось… Это все ветер, играющий с жалюзи, и облака, набежавшие на солнце. Я же сама попросила медсестру приоткрыть форточку».

Открыв глаза, она увидела, что лицо доктора вновь оказалось в полоске яркого солнечного света.

Но тень, успевшая исчезнуть, на нем все же побывала.

— А теперь я оказалась в больнице, — выдавила она из себя.

Раздался стук в дверь.

— Не помешаю?

По обманчиво-мягкому тембру голоса вошедшей Самоварова сразу же узнала невролога.

Валерий Павлович нехотя отлип от нее и пошел навстречу коллеге.

Поздоровавшись друг с другом, доктора вышли из палаты.

Через пару-тройку минут доктор вернулся.

— Готовы результаты МРТ, анализы крови и мочи, — сообщил Валерий Павлович.

— Класс! — гоня от себя страх, тут же перебила его Самоварова. — Уж про мочу-то с мужчиной самое то потрещать!