Книга Паучиха. Личное дело майора Самоваровой, страница 96 – Полина Елизарова

— И на чем же оно основано?! — вскинула брови невролог. — Вы не врач, вы — свидетель защиты.

— Безусловно! — кивнул головой офицер.

Обвинительница, сжав тонкие длинные губы, покосилась на него с неприкрытой ненавистью.

— Как он может быть свидетелем, — перевела она на докторшу возмущенный взгляд, — он же соучастник!

— Экая ты шустрая! — с интересом поглядел на нее офицер. — Ты тут что, организацию банды нам шьешь?

Обвинительница ни капли не смутилась:

— На работе он часто заде-е-е-рживается, — многозначительно растянула она, теперь уже обращаясь к поджарому, сидевшему рядом с ней. — Страсть пожирает совесть!

Мужчина, не отреагировав на ее слова, перевернул анкету чистой стороной вверх:

— А давайте-ка лучше пульку распишем… Полковник, — вытянул он шею в сторону офицера, — вы же наверняка неплохо играете!

— Играю, — с неприязнью ответил тот, — но с вами играть не буду. Гусь свинье не товарищ!

Докторша привстала и постучала ручкой по столу:

— Попрошу сохранять порядок! Вы, — ткнула она ручкой в сторону обвинительницы, — не забегайте вперед! А вы, — повернулась она к поджарому, — не забывайте, куда пришли. Ну а вы, — обратилась она к квадратному, — не хамите!

— А-ха-ха! — вдруг оглушительно захохотала обвинительница. — Хами — не хами, вы же все тут играете краплеными картами!

Она вышла из-за стола и, приблизившись к старушке, схватилась за брошку на ее балахоне.

— Вот вы, например, украли мою брошку! — визгливо заверещала она. — Да еще посмели прийти в ней на консилиум!

— Деточка, — бабуля с силой ударила нахалку по руке и, кряхтя, встала со стула. — Эту брошку я сдала в лавку старьевщицы. К тому же у вас есть своя! — ткнула она скрюченным пальцем на рубинового паука на груди обвинительницы. — Она ведь вам от раскулаченной прабабки досталась? — язвительно спросила она.

Балахон на старушке превратился вдруг в велюровый, бутылочного цвета халат с вышитой на груди розой. Вытащив из его кармана колоду потрепанных пухлых карт, она элегантным жестом бросила их на зеленое сукно. — Вы чертите, чертите пулю, доктор, — молодым, залихватским голосом обратилась она… к Валерию Павловичу.

Ну конечно, это был Валера!

Варя собралась было к нему подбежать, но поняла, что не может сдвинуться с места — ее ноги будто увязли в бетоне.

— Страсть пожирает рассудок! — сама от себя не ожидая, громко выкрикнула она. — Просто у одних полностью, а у других он восстанавливается!

— Ты это кому тут чешешь, тварь? — Обвинительница развернулась и медленно направилась в ее сторону.

Двигалась она как зомби — широко расставив обтянутые черными кожаными легинсами длинные ноги, руками же, раскинутыми в стороны, словно прощупывая пространство. Глаза ее закатились, обнажая белки.

— Ты больной жене полкана про свой восстановленный рассудок втирать будешь! — выкрикивал ее перекосившийся рот. — Моралисты хреновы! Вы все тут играете краплеными картами!

— Деточка, — приоткрыв откуда-то взявшийся на столе бархатный ридикюль и вытащив из него тугую пачку советских красных десятирублевок, подала бодрый голос старушка, — такова жизнь. Такими всегда и играют! Доктор, предлагаю десять копеек за вист.

— Неправда! — возмутилась Самоварова. — У меня давно все по-честному! Я делаю ремонт в его квартире, — ткнула она пальцем в Валеру, — и он подарил мне платок!

— На котором ты и задушишься, — прошипела, остановившись от нее в паре метров, обвинительница, — когда твой престарелый принц наконец тебя бросит.

— Ва-а-лера! Скажи им всем, что мы скоро распишемся!

Кошмар закончился.

Варвара Сергеевна проснулась от собственного крика.

* * *

После завтрака, который порадовал воздушным «детсадовским» омлетом, пришел Валерий Павлович и принес мобильный, а к нему — нежданный подарок, коробочку с беспроводными наушниками.

— Держи вот, музыку будешь слушать! Загрузи приложение, там есть все, от классики до шансона.

На все расспросы, когда ее выпишут из больницы, он отвечал уклончиво:

— Варюш, потерпи еще несколько дней. Надо прокапаться, отоспаться. Давление нормализуется, гемоглобин поднимется — и выпишут, — гладя ее по руке, уговаривал он.

— Валер, — мягко отодвинула она его руку и присела на кровать, — не юли! Что со мной было? С давлением и гемоглобином не держат в неврологии. И не пытают странными вопросами.

— А ты можешь на них ответить? — то ли с надеждой, то ли отчаяньем спросил доктор.

— Я уже отвечала.

— Давай попробуем еще раз.

— Давай! — приняла воинственный вид Самоварова. — Валяй, спрашивай!

Валерий Павлович уж было напялил на лицо терпеливое «врачебное» выражение, но, поглядев на нее внимательно, вздохнул и как-то слишком грустно улыбнулся.

— Что ты помнишь последнее?

— Опять двадцать пять! Последнее из чего? — с ходу завелась Варвара Сергеевна.

— Из произошедших перед тем, как ты оказалась здесь, событий.

— Ты ушел на работу. На собеседование к Вислакову, — произнеся эту фамилию, она почувствовала, как сердце заколотилось быстрее. Что-то в этой фамилии и в доморощенной детективной истории, которой Анька с ней поделилась, было очень важное. Как будто само сочетание букв — ВИСЛАКОВ — было косвенной, но важной ниточкой к распутыванию тугого узла.

— Было такое.

— Не сомневаюсь, что тебя взяли.

— Взяли… Значит, что было после ты не помнишь?

— Не помню, но понимаю. Я отключилась в своей квартире, из моей головы вывалился ряд событий. А судя по тому, что сейчас на дворе середина ноября — этих событий много, — беспристрастно констатировала Самоварова, словно речь шла о другом человеке. — Но только совершенно не понимаю, почему ты не хочешь мне помочь!

— Варюша… Ты должна вспомнить сама. А может, лучше и не вспоминать… Ничего фатального в том, что ты не помнишь, нет, поверь, — лгал он, не глядя ей в глаза. — Со временем все восстановится.

— Мне не надо «со временем». Я хочу знать правду сейчас.

Доктор пересел на кровать, и приобняв ее за колени, уткнул в них голову.

— Прости меня, пожалуйста…

— За что?

— Я был к тебе невнимателен.

— Ну, довольно… — Наблюдая его минутную слабость, она готова была расплакаться. — Слушай, принеси-ка платок, что ты подарил мне в Риме! — пощекотала она доктора за шею.

— Я подарю тебе еще много платков, — вытащив из-под одеяла ее голую ногу, доктор прильнул губами к ее ступне.

От столь неожиданной ласки Самоварова смутилась окончательно.