
Онлайн книга «Песнь Сорокопута. Ренессанс»
– Попрактиковаться в чём? – лениво протянул я. – В тёмной материи? – А ты хотел бы ещё в чём-нибудь попрактиковаться? – спросил Скэриэл, потянувшись через меня к прикроватному столику за сборником стихотворений. Он наклонился достаточно близко, завис надо мной – мне пришлось отложить учебник в сторону; от его тела исходило тепло, словно Скэриэл был ходячей печкой, но при этом в его движениях не было ничего двусмысленного, по крайней мере так мне казалось. Он просто тянулся за забытой на столике книгой. Быть может, только я начал воспринимать всё иначе после его признания. Поменялось ли что-то в поведении Скэриэла? Скорее поменялось что-то в моей голове. Вчера перед сном он в шутку сказал, что поцелует меня, а я потом полночи не мог уснуть, размышляя об этом. И теперь он бодр и весел весь день, а вот меня клонит в сон. Он целовал Оливера. И для Оливера, и для Скэриэла это был не более чем обычный поцелуй. Мне следовало теперь постоянно помнить об этом. Ему ничего не стоит поцеловать и меня. И в этом не будет скрыт какой-то тайный смысл, кроме того, что Скэриэла всего-навсего физически влечёт и к парням. В то время как я бурно реагировал на любое вторжение в личное пространство, для Скэриэла это, казалось, было такой же обыденностью, как разговор о погоде. Я придавал слишком большое значение отношениям, прикосновениям, разговорам по душам, и мне не хотелось самому стать частью его обыденности. Быть кем-то, о ком он может потом сухо рассказать: «Да, мы поцеловались с ним в ванной». И забыть об этом раз и навсегда. Даже если я что-то и испытывал к нему… А впрочем, лучше сразу похоронить эти чувства. Ни к чему хорошему они не приведут. Наша дружба важнее. Я громко сглотнул. Скэриэл обратился ко мне: – Ты знал, что Рембо и Верлен были любовниками? – Он показал мне томик Рембо под названием «Пьяный корабль», который перечитывал сегодня. – Говорят ли об этом на уроках литературы? Если и был в этом какой-то – скажем так, жирный – подтекст, то я постарался закрыть на это глаза. – Ещё бы о таком говорили в лицее, – хмыкнул я. – Мы на уроках редко затрагиваем личную жизнь поэтов и писателей. – Верлен разрывался между молодой женой Матильдой и своим любовником Артюром. Мне нравятся у него некоторые строчки. – Он посмотрел мне в глаза и, понизив голос, процитировал: Я взят в Эдем, я ввергнут в ад! Каким невероятным шквалом Объят я, Господи, и смят! Жестокий ангел небывалым Огнём всю плоть мою палит, Пока мой дух в раю парит. Какая злая лихорадка, Блаженный страх, святая боль! Я мученик и я король, И коршун я, и куропатка. Мертва твоя, ревнивец, хватка, Так вот же, вот он я – изволь! Он замолчал, глубоко вздохнул и продолжил: Твой – без оглядки, без остатка… Бери меня всего!.. Как сладко! Я крепко вцепился в книгу. Меня охватило необъяснимое волнение и страх: я будто бы падал в пропасть. Хотелось остановить время, чтобы сбежать из-под настойчивого внимания Скэриэла. Повисло неловкое молчание. – И кому он посвятил это? – чуть помедлив, спросил я и зачем-то уточнил: – Поль Верлен. Интимность происходящего зашкаливала. Стало нечем дышать, словно кто-то откачал весь кислород из комнаты. – Артюру Рембо, – ответил Скэриэл, ложась на спину. – Это стихотворение Верлена нашли в бумагах Рембо. – Откровенно, – только и мог промолвить я. – Ты ещё хочешь в Запретные земли? – вдруг отстранённо спросил он, пялясь в потолок. – Со мной. – Конечно! – с горячностью воскликнул я, поворачиваясь к нему. – Хорошо. Скажи, в какой день, и мы поедем, – уверенно проговорил Скэриэл, продолжая смотреть прямо перед собой. – Я покажу тебе то, чего ты никогда не узнаешь из разговоров… – Тут он едко добавил, выделив интонацией, так что закрыть на это глаза было невозможно: – Со своим Чарли. – Он не мой, – мрачно произнёс я. Скэриэл многозначительно промолчал. Я внимательно изучал его профиль, словно это могло что-то объяснить. Щёки раскраснелись, тёмные волосы небрежно разметались по подушке. Скэриэл прикрыл глаза рукой, как будто ему доставлял дискомфорт бьющий в глаза свет. – Надеюсь, – холодно выдал он и прикусил губу. Вдруг захотелось треснуть его по голове чем-нибудь тяжёлым. Он вёл себя так, словно я в чём-то серьёзно провинился. Не знаю, на что он взъелся, что именно из моих слов его так задело, но оправдываться я не собирался. – Мне нужно домой. – Скэриэл приподнялся и быстро, не глядя перемахнул через меня. – Напиши потом, в какой день встретимся. – Я думал, ты останешься и сегодня, – произнёс я растерянно. – Вспомнил, что есть дела. Что это ещё за внезапное бегство! – Джером ещё с тобой живёт? – внезапно спросил я и осёкся. Я абсолютно не понимал, что несу. Конечно, я знал ответ на этот вопрос. Знал, но всё равно, как полный придурок, захотел озвучить его. Для чего?! – Ну да. – Скэриэл остановился, держа в руках ботинок. – А что? – Ничего. – Я стыдливо опустил глаза и развернулся. Он не ответил, а я готов был провалиться сквозь землю. – Спишемся, – буркнул Скэриэл, осмотрел двор и, убедившись, что никого нет, вылез из окна. Я закрыл за ним ставни, задёрнул шторы и, оставшись в одиночестве, громко выругался. Клетка с Килли ещё со вчерашнего вечера стояла на полу. Канарейка бойко прыгнула с жёрдочки на лесенку и обратно. Я устало помотал головой и произнёс, обращаясь к нему, как будто Килли о чём-то спросил: – Не хочу об этом даже думать. Выпустив его полетать, я угрюмо уткнулся в подушку и закричал, заглушая крик, не в силах успокоиться. Но этого было мало, и я пару раз ударил по одеялу. При этом мне было сложно определиться, на кого я больше злился: на Скэриэла за его идиотское, ничем не оправданное поведение или на себя за то, что так жалко упомянул Джерома. И как бы я ни старался об этом не думать, мысли упрямо лезли в голову. – Пошёл он к чёрту, – проворчал я, улёгшись. Мы оба свободные люди и можем общаться с кем хотим – не важно, полукровка это или чистокровный. Неужели он возомнил, что я должен вечно сидеть в четырёх стенах и общаться только с узким кругом чистокровных, таким образом теша его самолюбие полукровки? В спину упирался учебник по истории тёмной материи, и я с огромным удовольствием скинул его на пол. |