Книга Книга двух путей, страница 54 – Джоди Пиколт

На следующее утро мы работали во внешней камере, в непривычной тишине переводя иероглифы на лавсановую пленку. Улучив момент, Уайетт оказался за моей спиной.

– Неправильно, – заявил он.

Повернувшись, я обожгла его гневным взглядом:

– Нет! Все правильно.

– Это трехбуквенный знак, а не скипетр, – объяснил Уайетт.

Я засомневалась. Уайетт всегда транслитерировал лучше, чем я, но сейчас я была уверена в своей интерпретации.

– Ты ошибаешься…

– Я знаю, – прошептал он, неожиданно подмигнув. – Просто подумал, что нам следует вести себя как обычно.

– Тогда не говнись, – ответила я.

Уайетт расхохотался и направился к противоположной стене гробницы. Я проводила его взглядом, удивляясь безмятежному спокойствию. Всякий раз, глядя на инспектора, непринужденно болтавшего с профессором Дамфрисом, я покрывалась холодным потом.

Во время перерыва на ланч кафир принес нам мятного чая. Я сидела возле Уайетта, представляя себе вкус чая на его губах. Дамфрис попотчевал нас историей о раскопках в Иераконполе, где были обнаружены похороненные вместе со своими владельцами леопарды, гиппопотамы и слоны, возраст которых составлял пять тысяч лет.

А потом Уайетт незаметно толкнул меня коленом.

– Зов природы, – объявил он, обходя кругом шатер кафира.

Участок в вади за некрополем, где находился наш самопальный туалет, был сперва тщательно проверен на наличие артефактов и уж потом отведен для отправления естественных надобностей. Но Уайетт должен был пойти в другое место, ближе к Диг-Хаусу. Мы надеялись, что находка вызовет страшный ажиотаж и в суматохе никому не придет в голову поинтересоваться, с чего это вдруг Уайетт решил облегчиться в неположенном месте.

У нас все было рассчитано буквально поминутно. Когда Дамфрис объявил об окончании перерыва, я вернулась в гробницу с аспирантами и другими работавшими вместе с нами специалистами. Ожидая возвращения Уайетта, я минут пять пялилась на иероглиф в виде руки (буква d) на правой стене. Наконец Уайетт вбежал в гробницу, чтобы позвать профессора Дамфриса.

Затем все, в том числе и инспектор Службы древностей Мостафа, дружно потянулись вслед за Уайеттом к месту предполагаемой находки. И вот мы уже стояли перед каменным выступом, совсем как вчера. Стараясь не смотреть на Уайетта, я не сводила глаз с профессора Дамфриса, который, наклонившись, поднял с земли черепок разбитого кувшина для пива.

– Армстронг, и что, по-твоему, мы должны тут увидеть? – спросил профессор.

– Полагаю, это место было популярным во время празднования разлива Нила, – ответил Уайетт.

– Ты сделал подобный вывод на основании вот этого черепка? – удивился Дамфрис. – Мы находили такие в гробницах.

Следуя нашему плану, я приблизилась к тенистой расщелине. Дипинто выглядело по-другому: свет падал под таким углом, что надпись казалась совсем блеклой.

– Профессор Дамфрис, – начала я, – думаю, вам стоит на это взглянуть.

Дамфрис подошел ко мне. Уайетт встал с другой стороны и начал переводить, выпендриваясь, как всегда.

– Здесь действительно праздновали. – Голос Дамфриса даже изменился от волнения. – Дипинто очень похоже на то, что в Хатнубе. – Скрючившись, профессор дважды прочел текст вслух, после чего выпрямился и стряхнул пыль с рук, похлопав себя по бедрам. – Некогда, во время правления Сенусерта, Джехутихотеп Второй останавливался здесь, чтобы переночевать в гробнице своего предка Джехутинахта. Из наскальных надписей в Шейх-Саиде нам известно о существовании некоего Джехутинахта, который взял на себя заботу о древних гробницах, но никто не знал, к какой ветви семейного древа он принадлежал и где именно был похоронен. – Дамфрис посмотрел на нас с Уайеттом и расплылся в широкой улыбке. – По крайней мере, не знал до настоящего момента, мои цыплятки.

Уайетт, стоявший за спиной у профессора, поймал мой взгляд. Секрет вклинился между нами, словно звезда: остроконечная и ослепляюще обольстительная.

В честь этого события Дамфрис выставил бурбон. Очень много бурбона. Мы сидели на крыше Диг-Хауса под теми же созвездиями, которыми любовались фараоны, и профессор произносил тост в нашу честь:

– За мочевой пузырь Уайетта и острый глаз Дон, благодаря которым этот сезон раскопок стал воистину захватывающим.

После чего профессор объявил, что в оставшееся короткое время пребывания в Дейр-эль-Берше группа разделится на две команды: одна продолжит работу в гробнице Джехутихотепа, а другая, под нашим с Уайеттом руководством, скопирует только что обнаруженное дипинто и подготовит материалы для публикации. И поскольку мы должны были выполнить двойной объем работы за тот же промежуток времени, работать предстояло до девяти вчера.

Когда я уходила, Уайетт еще выпивал с молодыми аспирантами. Мы с Дамфрисом спустились по лестнице буквально плечом к плечу. Но в том месте, где нам предстояло разойтись по своим комнатам, Дамфрис остановился, раскачиваясь на каблуках, сунул руки в карманы и посмотрел на меня из-под тяжелых полуопущенных век:

– Дон, я очень рад, что Чикагский университет уступил тебя нам. – После чего слегка поклонился и побрел прочь.

Опьяневшая от бурбона и неожиданной похвалы профессора, я отправилась к себе. Стены Диг-Хауса странно кренились, а пол уходил из-под ног. Я закрыла дверь, не раздеваясь, бухнулась в постель и тут же заснула. Но проснулась, спеленатая коконом тьмы, оттого, что чья-то рука зажимала мой рот. Барахтаясь в простынях, я широко открыла глаза, а когда привыкла к темноте, увидела Уайетта. Окутанный лунным светом, он сидел на краю постели.

– Тсс… – Уайетт приложил палец к губам и прошептал: – Пошли.

Мама всегда говорила, что люди с рождения делятся на ведущих и ведомых. «Будь первой, Мэйдн, – твердила мама, – а иначе будешь видеть лишь спину того, кто храбрее тебя». Я всегда считала себя лидером, но, если честно, в ту ночь я была готова пойти за Уайеттом куда угодно, хоть на край света. Впрочем, Уайетт ограничился тем, что поднял бутылку бурбона из личной коллекции Дамфриса.

– Ты что, украл это? – спросила я, но Уайетт лишь ухмыльнулся в ответ.

Мы выскользнули из Диг-Хауса, держась за руки. Его ладонь – теплая, идеального размера – казалась неотъемлемой частью меня; даже странно, как я раньше не замечала, что мне чего-то не хватает.

Пустыня ночью была царством призраков и теней: шершавый, пульсирующий язык зверя под ногами, глаз луны, выглядывающий из-за черной пелены облаков, небо – точно разверстая рана. Я бы нисколечко не удивилась, если бы возникший на нашем пути василиск захотел обратить нас в камень или преградивший дорогу сфинкс предложил отгадать загадку. Мы шли молча, не решаясь разговорами разрушить чары.

Уайетт прихватил с собой фонарик, но включил его лишь тогда, когда мы достигли вади. Мы почти инстинктивно свернули к каменному выступу, защищавшему дипинто, которое в темноте казалось просто грязным пятном. Открыв бутылку бурбона, Уайетт глотнул прямо из горлышка, после чего передал бутылку.