Онлайн книга «Границы человечного»
– Не знаю. Ни разу о таком не слышала. – Но ведь такое теоретически возможно, – Лешка продолжил настаивать, я тоже перестала изображать тюленя на пляже и поднялась, натянув одеяло на плечи. Не от прилива скромности, а от того, что воздух был прохладным – кондиционер жужжал изо всех сил, мне стало даже зябковато. – Теоретически возможно все, что угодно. Я не знаю реального случая, когда старшая так умирает. Обычно нас берегут. И замуж стараются отдать пораньше. Типа, чтобы быстрее отстреляться. – Да ты и так особо в девках не засиделась. Правда, я не понял, как твои допустили, чтобы мужем стал вампир, – Леша с некоторым неудовольствием встал, потягиваясь всем телом. А тело у него внушительное. Именно по-мужски привлекательное, я даже засмотрелась, ответив не сразу: – Если бы знали, естественно, не допустили бы. А потом стало поздно. Одна надежда была, что не уживемся. Иначе получилось бы совсем плохо – не думаю, что родители Антона не заметили бы моё интересное положение, а потом не поинтересовались бы, куда делся ребенок. А учитывая, кто они… Да, первым браком я знатно подгадила родне, даже попытайся сделать это специально, не факт, что получилось бы надавить на больное с такой точностью. – Ты тогда уже знала? – Джинсы он натянул, а вот футболку, повертев в руках, повесил обратно на спинку стула. И продолжал ввергать в неприличные думы обнаженным торсом. – Не-а, – решив не отставать, тоже оделась, все-таки дел ещё невпроворот, и как ни заманчива перспектива провести весь вечер в постели, придется пожертвовать отдыхом ради более насущных вещей. – Мне рассказали уже после развода. – Кто? Пришлось отрицательно качнуть головой: – Не могу сказать. Правда. Не потому что не доверяю, но ты можешь невольно выдать этого человека. Сам понимаешь, такое не простят. Леша поджал губы, но кивнул. При всем уважении к его уму и способностям, о возможностях ведьм он знает далеко не всё. Да я и сама не стопроцентный эксперт по собственному виду, так что незнание в данном случае это нормальная мера предосторожности. Что-то такое едва ощутимое, теплое и пронзительное пропало, и мы молча перешли на кухню. Тем более что поужинать ни он, ни я не успели. Но и там разговор не клеился, если, конечно, не считать за него просьбы передать соль или благодарность за заваренный чай. Прямо как супруги со стажем. – Ты как-то объяснила им, почему настолько отдалилась? – После суда это и не требовалось, они сами не горели желанием общаться. – Очередная заморочка? – Без просьбы и даже безмолвного намека он встал к раковине, чтобы помыть посуду. – Ребёнка должна родить первая в своём поколении, а мне и двадцати не было, – совесть во мне таки не атрофировалась окончательно, понукая встать плечом к плечу и вытирать мокрые тарелки. – Время позволяло подождать, вот они особо и не борзели. А потом… – Что потом? – Потом я предприняла определенные меры. И само по себе рождение ребенка стало для меня невозможным. Наступившая тишина показалась оглушительной. Даже шум воды, продолжающей литься из крана, её не нарушал. – Ты осознанно лишила себя возможности родить? Полотенце я не скомкала и кинула, а аккуратно расправила, тщательно устранив все складочки, повесила на спинку стула и только после этого посмотрела на Алексея. – Представь, что у тебя когда-нибудь может родиться ребёнок. Не Юра, нет, просто гипотетическое дитя. И с первого дня жизни его будут пытаться забрать, чтобы потом убить. Не из ненависти, а просто потому, что так нужно. Меньшее из зол, так сказать. И у тебя никогда не будет уверенности, что они отступят, ни через неделю, ни через год, ни через десять лет. И что, на поводке будешь с собой таскать? И чем его жизнь будет лучше собачьей? – Пока говорила, воздух как будто сгущался, да ещё и тонкий аромат паленого… Но проверять, что забыли на плите, не стала, захотелось высказаться по полной программе. Да, оборотни к детям и возможности их иметь относятся, как к дару, и даже зная это, его вопрос, заданный с легкими осуждающими нотками, сорвал крышу. – Я бы нашел способ защитить своего ребёнка. – Я уже заметила, какие способы ты выбираешь, чтобы защитить Юру. Так вот, а я не уверена, что смогла бы. Потому что ты понятия не имеешь, на что способна полностью инициированная ведьма. Всё это дерьмо с выяснением, за сколько минут у меня получится человека убить, детский лепет по сравнению с их способностями. Потому что там не про минуты, а про секунды речь. И не про одного человека, а нескольких одновременно! Даже чувствуя, что уже не кричу, а ору, никак не могла остановиться. Желание выговориться, кинуть в лицо наболевшее было слишком сильным. Допрыгалась, ёлы-палы… – Аля. Альбина! – Он тоже повысил голос, отчего и вовсе захотелось перейти на ультразвук, но потом поняла, что смотрит мне не в глаза, а на руки. Стоило перевести взгляд следом, как стало ясно, что обонятельные галлюцинации меня не посетили. Полотенце, с которого я так и не убрала руки, не просто дымилось, но уже и заметно обуглилось, прожженное ладонями. Так, срочно думаем о чем-то позитивном. Цветочки цветут, птички поют, бабочки порхают… То ли сказывалось состояние магической нестабильности, то ли общее бешенство, картинка привиделась несколько постапокалептическая, самой невинной частью которой были раздавленные сапогом мотыльки. А вокруг ромашки, ромашки. Плотоядные. – Вот так, расслабься, чего ты завелась? Даже не сразу дошло, что прикосновение к рукам не чудится. А когда поняла, попыталась их отдернуть. Не дал. – Обожжешься. Он продолжал молча гладить мои кисти, поднимаясь по внутренней стороне предплечий к локтю и так же не спеша возвращался назад. И только по выступившей на висках испарине было заметно, что такая размеренность и неторопливость дается ой, как нелегко. От понимания, что ему больно, обида и неконтролируемая злость отступила, забрав с собой и огонь, раскаливший кожу. – Все нормально? – Леша все ещё не убирал ладони, хотя я чувствовала – ещё чуть-чуть, и они покрылись бы волдырями. – Да, – за вспышку ярости стало мучительно стыдно. Как и за его ожоги. – Дай руки гляну. Чего ты головой мотаешь, их нужно обработать. – Само пройдет. И не бери в голову, всё равно полотенце было уродское, – несмотря на саму ситуацию, в голосе была улыбка. Присмотревшись, мысленно согласилась – уродское. Даже не знаю, где такое взяла. Не иначе как кто-то из бывших свекровей подарил. Наверное, меня накрыл отходняк, потому что стало отчего-то смешно. Сначала хмыкнула, потом громче, пока мы оба не оказались сидящими на полу и хохочущими едва ли не до слез. После недолгих препирательств намазать руки пенкой от ожогов он позволил. И даже бровью не повел, когда я сама морщилась, касаясь воспаленной кожи. |