Книга Гостья, страница 27 – Симона де Бовуар

– Половина третьего, я уношу ноги, – сказал Жербер.

Обычно он никогда не уходил первым; он ничем так не дорожил, как минутами, проведенными с Пьером.

– Ксавьер опять опаздывает, – сказала Франсуаза. – Это досадно. Тетя желает, чтобы мы пришли к портвейну, ровно в три часа.

– Ксавьер там умрет от скуки, – заметил Пьер. – Надо было встретиться с ней после.

– Ей хочется посмотреть, что такое вернисаж, – сказала Франсуаза. – Не знаю, что она себе воображает.

– Наверняка вы будете смеяться! – заметил Жербер.

– Это протеже тети, – сказала Франсуаза. – Уклониться нет никакой возможности. Я уже пропустила последний коктейль, похоже, это было не очень красиво с моей стороны.

Жербер встал, кивнув Пьеру:

– До вечера.

– До скорого, – с жаром сказала Франсуаза. Она смотрела, как он идет в своем огромном, доходившем ему до пят пальто, старом пальто Пеклара. – Что-то, пожалуй, у нас сегодня не задалось.

– Он очарователен, но нам мало что есть сказать друг другу, – заметил Пьер.

– Так бывает не всегда, он показался мне каким-то мрачным. Может, это из-за того, что в пятницу вечером мы его бросили, хотя было вполне допустимо, что мы хотим сразу пойти спать, ведь мы были так измотаны.

– Если только нас никто не встретил, – возразил Пьер.

– Мы бросились в «Поль Нор», а оттуда вскочили в такси; разве что Элизабет… Но я ее предупредила. – Франсуаза провела рукой по затылку, пригладив волосы. – Это было бы досадно, – сказала она. – Не столько сам факт, но обман, это его страшно обидело бы.

Со времен отрочества у Жербера сохранилась несколько подозрительная чувствительность; более всего он опасался показаться навязчивым. Пьер был единственным человеком в мире, который действительно был для него важен в жизни; он охотно мирился с тем, чтобы по отношению к нему брались какие-то обязательства, но при одном условии: чувствовать, что Пьер занимается им не только в силу долга.

– Нет, это маловероятно, – сказал Пьер, – впрочем, еще вчера вечером он был весел и дружелюбен.

– Возможно, у него неприятности, – сказала Франсуаза. Ее огорчило, что Жербер был печален, а она ничего не могла для него сделать; ей доставляло удовольствие знать, что он счастлив; ее восхищала та ровная и приятная жизнь, которую он вел. Работал он успешно и со вкусом, у него было несколько товарищей, различные таланты которых его очаровывали: Молье так хорошо играл на банджо, Барисон безупречно говорил на жаргоне, Кастье без труда выдерживал шесть порций перно; по вечерам в монпарнасских кафе он зачастую упражнялся с ними, пытаясь сопротивляться перно: с банджо он справлялся лучше. Остальное время он охотно проводил в одиночестве: ходил в кино, читал, бродил по Парижу, лелея скромные, но упрямые мечты.

– Почему эта девушка не идет? – спросил Пьер.

– Возможно, она еще спит, – ответила Франсуаза.

– Да нет, вчера вечером, когда заходила ко мне в кабинет, она точно сказала, что велит разбудить себя, – сказал Пьер. – Может, она заболела, но в таком случае позвонила бы.

– Ну нет, у нее жуткий ужас перед телефоном, ей это представляется зловредным орудием. Я скорее думаю, что она забыла о времени.

– О времени она всегда забывает злонамеренно, – заметил Пьер, – но я не понимаю, почему у нее вдруг могло перемениться настроение.

– Такое случается без всякой причины.

– Причины всегда есть, – с некоторым раздражением сказал Пьер. – Тебе случается не доискиваться их глубоко, скорее так. – Тон его был неприятен Франсуазе, меж тем она была не виновата.

– Поедем за ней, – предложил Пьер.

– Она сочтет это бестактным, – сказала Франсуаза. Возможно, к Ксавьер она относилась как к механическому устройству, но, по крайней мере, с хрупкими пружинами она старалась обращаться бережно. Было крайне неприятно огорчать тетю Кристину, с другой стороны, и Ксавьер не понравится, если они придут досаждать ей в ее комнату.

– Но это ведь она поступает невежливо, – заметил Пьер.

Франсуаза встала. В конце концов, вполне возможно, что Ксавьер заболела. После ее объяснения с Пьером неделю назад у нее ни разу не наблюдалось внезапной перемены настроения; ночь, которую они все трое провели вместе в последнюю пятницу, была безоблачно радостна.

Отель находился рядом, и они оказались там мгновенно. Три часа; нельзя было терять ни минуты. Франсуаза уже поднималась по лестнице, когда ее окликнула хозяйка.

– Мадемуазель Микель, вы идете к мадемуазель Пажес?

– Да, а в чем дело? – несколько надменно спросила Франсуаза; эта ноющая старуха была не слишком обременительна, но зачастую отличалась неуместным любопытством.

– Мне хотелось бы сказать вам несколько слов о ней. – Старуха в нерешительности остановилась на пороге маленькой гостиной, но Франсуаза за ней не последовала. – Мадемуазель Пажес только что жаловалась, что ее умывальник засорился, я заметила ей, что она бросает туда ватные тампоны, сливает грязную воду и чай. В ее комнате беспорядок, по всем углам валяются окурки и косточки от плодов, и покрывало на кровати прожжено со всех сторон, – добавила она.

– Если вы недовольны мадемуазель Пажес, обратитесь к ней, – сказала Франсуаза.

– Я так и сделала, – сказала хозяйка. – А она мне заявила, что не останется здесь ни одного дня. Я думаю, она собирает вещи. Поймите, я не испытываю трудностей со сдачей комнат, у меня каждый день на них спрос, и я с радостью рассталась бы с такой съемщицей; вы не представляете, во сколько мне обходится электричество, которое она оставляет включенным на всю ночь. – И она добавила с благодушным видом: – Вот только раз это ваша подруга, мне не хотелось бы создавать ей затруднений; я хотела сказать вам, если она передумает, то я не буду возражать.

С тех пор как Франсуаза здесь поселилась, к ней относились с совершенно особым вниманием. Она одаривала славную женщину бесплатными билетами, и та была довольна; а главное, Франсуаза аккуратно вносила арендную плату.

– Я скажу ей, – ответила Франсуаза. – Спасибо. – Она решительно стала подниматься по лестнице.

– Нечего этой жабе докучать нам, – сказал Пьер. – На Монпарнасе есть другие отели.

– Мне хорошо в этом, – возразила Франсуаза. Отель был хорошо расположен, и в нем было тепло; Франсуазе нравилось его пестрое население и скверные обои в цветочек.

– Стучим? – с некоторым сомнением спросила Франсуаза.

Пьер постучал; дверь отворилась с неожиданной быстротой, и появилась Ксавьер, растрепанная, раскрасневшаяся. Она засучила рукава блузки, юбка ее была вся в пыли.

– А-а, это вы! – сказала она с таким видом, будто с неба свалилась.

Бесполезно было предвидеть прием Ксавьер, ошибка была неизбежна.

Франсуаза с Пьером остановились как вкопанные.