Книга Дело сердитой плакальщицы, страница 43 – Эрл Стенли Гарднер

– Какую пудреницу? – спросил судья Норвуд. – Не имеете же вы в виду ту, которая…

– Именно ее и имею в виду. Это была дорогая пудреница. Золотая, с бриллиантами и с надписью: «Карлотте от Артура с любовью».

– И как вы поступили? – спросил судья Норвуд с мрачным видом.

– Я просто обезумела и плохо соображала. Я знала, что не смогу войти и застукать их. Тогда я взяла пудреницу и сказала Норе Флеминг: «Подожди меня в автомобиле, Нора. Никуда не двигайся. Я сейчас сама во всем разберусь». До коттеджа Артура было всего семьдесят пять – сто ярдов, и я туда добежала.

– Что вы сделали потом?

– У меня был ключ от парадной двери. Нора мне дала. Вот зачем она была мне нужна. Я хотела войти без стука, застать Артура с другой женщиной… В общем, я открыла дверь и вошла.

– И вы убили Артура Кашинга? – спросил судья Норвуд. – Поймите меня, мисс Китс, вы не обязаны отвечать на этот вопрос, вас никто не принуждает. Вы не должны обвинять саму себя… Вы…

– Конечно, я его не убивала. Зачем бы я это сделала? Я его любила. Я заглянула в комнату, и у меня вырвался крик, который Нора отчетливо услышала. Я бросила пудреницу, повернулась и выбежала из дома. Нора может подтвердить все сказанное мною. Она знает, что не я стреляла. Она слышала крик, но никакого выстрела не было. Когда я вернулась, Нора пересела на место водителя. Я вскочила в машину и сказала: «Быстро двигаем отсюда, Нора. Он мертв. Кто-то его застрелил, окно разбито, осколки по всему полу».

Мейсон спокойно произнес:

– Ваша честь, у меня больше нет вопросов.

– Нет вопросов? Мне кажется, должно быть много вопросов. Судя по всему, здесь речь идет о сокрытии улик и о заговоре с целью умолчания… Мистер Лэнсинг!

– Да, ваша честь.

– Вам что-нибудь было известно об этом?

– Уверяю, ваша честь, я настолько поражен, что никак не могу сориентироваться в этом новом повороте дела.

– Мистер Мейсон, вы что-нибудь об этом знали?

– Разумеется, нет, ваша честь.

– Ну, теперь вы об этом знаете.

– Да, ваша честь.

Судья повернулся к Мэрион Китс:

– Мисс Китс, может быть, вы говорите правду. С другой стороны, думаю, вы понимате, что, если револьвер лежал в машине, как утверждает Карлотта, вы вполне могли взять револьвер для совершения преступления, которое позволило бы отомстить покойному и одновременно свалить вину на соперницу. Вы могли взять пудреницу в одну руку, револьвер в другую, пойти к дому и…

– Но я не делала этого, сэр.

– Я говорю, что есть большая вероятность того, что вы так поступили. Вы это понимаете?

– Ну, я думаю… да.

– Вы не обязаны отвечать на инкриминирующие вам преступление вопросы. Но я хочу спросить, не открывали ли вы бардачок в том автомобиле?

– Мы… У нас были все основания думать, что Карлотта Эдриан…

– Я спрашиваю, открывали или нет?

Она подняла голову, взглянула в глаза судье и сказала:

– Да, открывали. Мы всю машину прочесали. Там не было никакого револьвера. Его уже выбросили. Я…

– Одну минуту, – прервал Лэнсинг своим резким голосом. – Как суду известно, у меня нет большого опыта в уголовном праве. Однако я должен заботиться о своем положении и своей ответственности в данном деле. С учетом столь неожиданных для меня обстоятельств, я оказался в таком положении, что должен представлять свидетельницу, которая может быть обвинена в совершении преступления. Поэтому я советую вам, мисс Китс, не отвечать больше на вопросы.

– Пошли вы со своим советом! – взорвалась она. – Это все из-за вас получилось.

– Подождите, мисс Китс, я, как адвокат, предупреждаю, чтобы вы не отвечали больше на вопросы. Вы должны отказаться от любых заявлений на том основании, что все сказанное вами может инкриминировать вам убийство. Я советую вам покинуть свидетельское место.

– Это ваш первый хороший совет, – сказала она, сходя мимо адвокатов в переполненный зал.

Судья Норвуд стукнул председательским молотком.

– Я бы посоветовал в свою очередь шерифу взять ее под стражу до дальнейшего расследования. Суд удаляется на перерыв, и я прошу участников процесса собраться у меня в кабинете.

Судья Норвуд поднялся со скамьи и быстро прошел в кабинет. Мейсон ждал Хейла, но окружной прокурор, занятый тихими переговорами с Ивсом, избегал его взгляда. Мейсон прошел в кабинет судьи Норвуда, а чуть позже туда вошли Лэнсинг, Хейл и Крестон Ивс.

– Я хотел бы, чтобы вы поняли, что мне ничего не было известно, – начал Лэнсинг, – я…

– Я уверен, что вы не знали, – успокоил его судья Норвуд.

– Я вчера пытался вам рассказать, но вы не слушали, – заметил Мейсон.

Лэнсинг помялся, он чувствовал себя весьма неуютно.

– Если бы вы послушали, то могли бы уберечь клиентку от многих незаслуженных обвинений.

– Незаслуженных? – переспросил судья Норвуд.

– Да, она не убивала.

– Мистер Мейсон, вы понимаете странность и опасность вашего заявления? Вы все еще адвокат миссис Белл Эдриан. Если Мэрион Китс не убивала, значит, убийца – Карлотта Эдриан, а ваша клиентка соучастница.

– Почему вы так думаете? – спросил Мейсон.

– Потому что после ухода Карлотты в дом входили только две женщины. Теперь мы знаем, что одной из них была Мэрион Китс, а улики ясно доказывают, что второй была Белл Эдриан. И если Мэрион Китс говорит правду, то ясно, что убила Карлотта, затем она пошла домой и рассказала матери. Мать пришла на место, чтобы уничтожить все улики, и это делает ее соучастницей… Так что одно из двух.

– Нет, – возразил Мейсон, улыбнувшись при виде вспыхнувшего лица судьи Норвуда. – Взгляните на улики, – продолжал Мейсон. – Ясно, что, с какой бы целью Белл Эдриан ни пришла в тот дом, войдя туда, она начала все прибирать. И Сэм Баррис, и его жена видели, как она ходила по дому, убираясь там. Она подобрала пудреницу, зная, что это пудреница Карлотты, принесла домой и спрятала в сапоге.

– Об этом я вам и говорил, – сказал судья Норвуд. – Чего вы хотите? Обвинить свою собственную клиентку?

– Я хочу лишь подчеркнуть, что поскольку Артур Кашинг не мог стоять и поскольку у него была прислуга, то он, ясно, не мыл посуду.

– Да о чем вы говорите? – спросил Дарвин Хейл.

– О том, что, когда миссис Эдриан вошла, обнаружила мертвого Кашинга и увидела стакан с пятном губной помады, она, естественно, подумала, что на нем были отпечатки пальцев дочери. Поэтому она как следует вымыла и протерла стакан и поставила его в буфет.