Онлайн книга «Все имена птиц. Хроники неизвестных времен»
|
Придет время, я тебя переведу на персональную пенсию, и ты в тепле и в холе, а летом в нафталине спокойно доживешь дни свои. Так погрустили мы вдвоем, и я подумал: ты, друг мой, хоть со мной, а я ведь действительно одинок… Меня ведь и нафталином некому посыпать… Татьяна Сергеевна моя уже полгода как в Красноярске, на курсах повышения квалификации учителей. Письмо было датировано, тогда было принято датировать письма. От их прошлого останется хоть что-то, от нашего – ничего. Кому придет в голову больше сорока лет хранить мейлы? Он был настоящим писателем, папа. Но писал только для одного человека. Такси за калиткой испустило короткий гудок. Я оделся, взял папины документы, паспорт, сунул деньги в нагрудный карман куртки и вышел. * * * Ее квартира была точь-в-точь как ее бриллианты: роскошная и безвкусная. Всего слишком много: хрусталя, серебра, фарфора. Наверное, ей дарили благодарные абитуриенты и выпускники. А также подчиненные. За такую долгую карьеру должно накопиться много подарков от подчиненных. Вся эта роскошь отражалась в лакированном дубовом паркете, точно в толстом слое воды. Она похудела, под глазами легли синяки, а знаменитая роскошная седина потускнела. Зеленое шелковое платье висело на ней мешком. Она, наверное, сейчас носит зеленое, потому что вычитала, что зеленое улучшает цвет лица: по закону дополнения цветов. На самом деле оно превращало ее в утопленницу. – Садитесь, – сказала она. Дома у нее были удобные кресла. Не то что в кабинете. – Чаю? Кофе? – Если можно, кофе. Издалека, из кухни, доносился звон посуды, я решил, что там трудится молодая, не очень красивая горничная в передничке, но к нам вышел широкоплечий молодой человек, держа на огромных руках серебряный поднос. На подносе чуть подрагивали тончайшие бело-синие чашки. ЛФЗ, узор «тетерева», если я не ошибаюсь. Такие считались неплохим подарком еще в советские времена. Плюс сахарница и молочник. Это вам не «Дулево» с его цветастыми огромными заварочными чайниками. Питер, культурная столица. – Спасибо, Дима. Можете идти, – сказала она властно. И, хотя я ни о чем не спрашивал, пояснила: – Это мой курсант. У него пересдача. Курсант был в футболке, синих адидасовских тренировочных и без носков. Я пожал плечами. Левицкая славилась своим темпераментом не меньше, чем своими бриллиантами. – Это мой последний курс, – сказала она, – больше не будет. Не важно. У нас с вами, кажется, есть о чем поговорить. Она сидела неподвижно, сложив руки на коленях, и я разлил по чашкам из серебряного кофейника. Диме вполне можно было засчитать пересдачу. Кофе был хорошим. – Эмма Генриховна, – сказал я, – я не меньше вас заинтересован в том, чтобы найти Сметанкина. Она моргнула. Глаза у нее были накрашены. Но тушь на ресницах слиплась, и потому они торчали, как иголочки. – Этот интерес у меня, как и у вас, очень личный. Она чуть приподняла брови. Сегодня на ней был лишь бриллиантовый кельтский крест на цепочке. Почему кельтский? Она же не готка! Наверное, тоже кто-нибудь подарил. – Вы, наверное, заметили, что за столом в «Палас-отеле» я сидел рядом с некоей девушкой… – Нет, – сказала она, – не заметила. Еще бы. Такие, как она, не очень-то замечают девушек. Да и до меня ей было мало дела. Ей было дело только до Сметанкина. – Не важно. Так вот. Она родственница Сметанкина. Во всяком случае, она так утверждает, подумал я. – И я хочу ее найти. Я люблю ее, понимаете? – Более-менее понимаю, – сказала она. На самом деле она, наверное, никогда никого не любила в прямом смысле этого слова. Обходилась без этого. – В связи с этим у меня есть несколько вопросов. Но они… несколько личные. – Ничего, – сказала она, – это не страшно. После этого приема в «Палас-отеле» у меня уже нет ничего личного. Спрашивайте. – Скажите, вы следили за судьбой Сережи постоянно? От его рождения до появления здесь? Она покачала головой. Седые волосы плотно прилегали к черепу, и я с ужасом и жалостью увидел, что сквозь них просвечивает розовая кожа. – Нет, – сказала она, – на какое-то время я потеряла его из виду. – На какое? Она потерла лицо ладонями. Сверкнули бриллианты. – Надолго, – призналась она наконец. – Ему было лет десять. Одиннадцать. Не помню. Да, я в этот год защитилась, значит одиннадцать. Я позвонила им, в администрацию, по межгороду, и мне сказали, что год назад в детдоме был пожар. Никто не пострадал, но сгорело одно крыло здания, и часть детей перевели в другие учреждения. И Сережу вместе с ними. Я спросила куда, но они сказали, что там какая-то путаница с документами, не помню. Она, получается, звонила в детдом раз в год. А то и реже. – Я пыталась навести справки, но все время были другие, более важные дела. Тогда мне казалось, что были другие важные дела. – Но как вы тогда узнали, что это именно он? Я имею в виду, когда он сюда приехал? – У меня связи шире, чем тогда. Я попросила навести справки. Мои друзья в Красноярске позвонили в паспортный стол. Это он. Сергей Сергеевич Сметанкин, до последнего времени проживал в городе Красноярске на улице… – Мангазейской? Она удивилась: – Откуда вы знаете? Впрочем, да. Вы же были близки. – А можно точный адрес? – Зачем? – опять удивилась она. – Ах да. Девушка. Знаете что? Может, это к лучшему. Вы ведь собираетесь туда? Очень хорошо. Я оплачу поездку. Вы… поговорите с ним. Скажите ему, чтобы приехал. Хотя бы ненадолго. Он ведь, кажется, привязан к вашему отцу. – Был привязан. – Ах да. Мне говорили. Соболезную. Так вот, его адрес. Папа ее тоже не интересовал. Понятно, что она сделала такую карьеру, – ее вообще не интересовали люди. Только цели. Она достала из роскошной визитницы квадратик, на котором аккуратным почерком было написано: «Сметанкин Сергей Сергеевич, г. Красноярск, ул. Мангазейская, дом 8, кв. 21». Я перевернул карточку. Это была визитка одного из самых известных в городе гинекологов. Даже я его знал. Почему я сказал «Мангазейская»? Рогнеда ведь говорила, он давно с ними не живет. Что он бросил их, когда она была еще маленькая. Тут что-то не так. Впрочем, тут все не так. Надо бы мне купить хороший пуховик и ботинки на гортексе. Там, наверное, уже зима. – Почему Сергей Сергеевич? – спросил я неожиданно для себя. |