Онлайн книга «Все имена птиц. Хроники неизвестных времен»
|
Он стоял на нижней площадке, озираясь и моргая. Почему на вершине было так светло? И почему тут так неуютно? – Ну? – спросил Шендерович, величественно маяча в образованном мамелюками проходе. – Что – ну, Миша? – печально отозвался Гиви. – Что ты такое сделал с Престолом? Там правда есть рычажок? – Какой рычажок? Я не нашел никакого рычажка. Там есть лев! – Льва, – холодно сказал Шендерович, – я заметил. Он задумчиво потеребил губу. – Ты ж понимаешь, – сказал он наконец, – если бы ты хотя бы оступился… Но ты не оступился! – Не оступился, – грустно подтвердил Гиви. – Ну, тогда извини, друг! Он вновь хлопнул в ладоши. Мамелюки перестроились и взяли Гиви в кольцо. – Миша! – проблеял Гиви. – Что ты делаешь, Миша! Что люди скажут? – Какие люди? – удивился Шендерович. – Где ты видишь людей? – Вот эти… черные… – Ничего не скажут, – успокоил его Шендерович. Он щелкнул пальцами. Ближайший к Гиви мамелюк раззявил розовый рот, и Гиви увидел обрубок языка, трепыхавшийся лягушкой за белыми оскаленными зубами. – Они к тому же и неграмотные, – благожелательно кивнул Шендерович, – так что никакой утечки информации не будет, друг мой Гиви. Гиви выпрямился и, насколько мог, расправил плечи. – Это нехорошо, Миша, – сказал он укоризненно. – Как ты верно заметил, о мой незадачливый спутник, это Восток. Коварство. Интриги. А я – Царь Царей! Я выше общепринятых норм! Он вновь хлопнул в ладоши. – В темницу его, – сказал Шендерович и безразлично отвернулся. * * * Гиви вздохнул. Вздох вспорхнул под каменные своды и растворился во мгле. Будь проклят этот Ирам! Нет, на Престоле было здорово. Он, Гиви, отчетливо помнил это ощущение – словно кто-то держит тебя на могучей ладони и возносит ввысь, и ты большой и сильный, а остальные все – маленькие и слабые. Он разговаривает с тобой, этот престол. Он рассказывает о великих деяниях, о сокрушительных армиях, о пламени пожарищ, о рушащихся городах и развевающихся знаменах… Гиви почти что понимал Шендеровича. Но еще престол рассказывал и о мудрости, и о праведном суде, и о далеком храме, возносящем ввысь свои колонны, о храме с аметистовым полом, о храме с заповедной комнатой, где в лучах нестерпимого белого огня обитает Бог, о комнате, скрытой завесой. Тихим голосом рассказывал престол о рунных стадах и тучных полях, о долинах, полных света, о виноградниках, где бродят лисы, о козьем сыре и смоквах и о женском смехе в тени олив. Наверное, этих речей Миша и не слышал… Гиви пошевелился. Он чувствовал настоятельную потребность немножко погреметь цепями, но цепей не было – ноги его были схвачены деревянными колодками, а руки свободны. В подземелье было нечем греметь. У всех дворцов, думал Гиви, есть подземелья. Наверху – свет, льющийся сквозь высокие окна, и сияние золота и самоцветов, и придворные, облаченные в шелка, и отвага, и доблесть, и сила… А внизу – лишь сырые своды, с которых капает вода, и мрак, и гниющая солома… Рядом кашлянули. Гиви нервно оглянулся. Он бы подпрыгнул, но ему мешали колодки. – Человек, – сказал скрипучий голос, – он как дворец. В нем есть потайные комнаты, и темные казематы, и сводчатые залы… Разумеется, иногда попадаются люди, которые как храм… и если там и есть потаенная комната, то в ней обитает Бог. Но таких благословенных мало… – Э… – осторожно спросил Гиви, – ты кто? – Узник, – сказали из мрака. – И давно ты тут сидишь? Гиви совершенно отчетливо казалось, что, когда его бросили сюда, каземат был пуст. – Что для любящего время? Что для познаю`щего время? Я был здесь всегда. А ты кто? – Несчастный, – со вздохом сказал Гиви. – Несчастье преходяще, – заметил собеседник. – Только не мое, – возразил Гиви, – я – человек невезучий. Вот, жил я жизнью скромной, без утешения и без надежды, но это было еще ничего, ибо мне, ничего не имеющему, не грозили потери. А затем стал я жить жизнью бурной и за краткое время потерял родину, возлюбленную и друга. – А эта, которая потом, она была твоя жизнь? – поинтересовался незнакомец. – Нет, – печально сказал Гиви, – это была жизнь заемная. Ибо причиталась она не мне, но некоему Яни. – Однако ж то, что годится Яни, не годится тебе, – заключил собеседник, – а что, о бедствующий, годится тебе? – Я хотел быть как все, – честно сказал Гиви, – или совсем немножко лучше. Я хотел не сутулиться, входя в чужие двери. Хотел, чтобы меня уважали люди. Чтобы, когда появлялся я в доме моих друзей, все бы говорили: «Вот пришел Гиви! Как хорошо! Ибо скучали мы без него!» – Ты бы хотел быть сильным? – спросил некто. – Я бы хотел, чтобы меня не давили сильные. – Богатым? – Я бы хотел, чтобы меня уважали богатые. – Любимым? – Да, – сердито сказал Гиви, – и нет в том плохого. Ибо каждый человек желает быть любимым и любящим… – Ну, возможно, еще не все потеряно, – отозвался невидимый собеседник. – Он порою насылает на человека бедствия, ибо томится по его молитве. Наверное, твоя молитва Ему особенно ценна. – Моя молитва уходит под своды казематов, – вздохнул Гиви, – и остается там. Она не находит Бога. Как мне знать, где Он? Кто Он? – Бог – тот, кто струится меж сердцем и предсердием, подобно слезам, струящимся из-под век. Он – везде. – И что для него один маленький Гиви? – Один Гиви для него – все. Ибо другого Гиви у него нет. Воспрянь духом, о собрат по узилищу! Повсюду, где имеются развалины, есть надежда найти сокровище. Почему же ты не ищешь Божье сокровище в опустошенном сердце? – Потому что его там нет, – сказал Гиви. – Ничего ценного нет в моем сердце, иначе бы друг мой знал ему цену. И не стал бы моим врагом. А став моим врагом, встретился бы со мной как мужчина с мужчиной, один на один, а не бросал на меня своих бессловесных воинов… – Так он тебя убоялся? – Не знаю, – вздохнул Гиви, – может, поначалу. Немножко. А теперь, наверное, уже не боится. – Ну так ты, о узник, ступил на праведный путь. Ибо, пока твой враг боится тебя, ты не достигнул совершенства. – Красивые слова ты говоришь, о невидимый во мраке. Быть может, они даже и правдивы, ведь не может такая красота быть ложью! И как же мне называть тебя? – Зови меня Захидом, ибо я аскет. Зови меня Абибом, ибо я верующий. Зови меня Ариб, ибо я познающий, – довольно уклончиво ответил узник. |