Книга (Не) мой папа, страница 24 – Маргарита Дюжева

— Где она? — голос напряжен, даже звенит.

Орлов совсем не так спокоен, как кажется на первый взгляд. Он волнуется, как пацан, и я вижу, как подрагивают его руки.

— Марина у моей подруги, — сдавлено улыбаюсь, — я подумала, что сначала нам самим надо нормально поговорить, обсудить сложные моменты, а уж потом ставить ее в известность.

— Хорошо, — он кивает.

И я не могу понять выражение его глаз: то ли недоволен, то ли испытывает облегчение. Я сегодня вообще не сильна в считывании эмоций, меня штормит и бросает из крайности в крайность, хочется одновременно реветь и смеяться.

— Чай будешь?

— Буду, — улыбается Денис.

Черт! Нельзя ему улыбаться! Никак нельзя, сразу хочется улыбнуться в ответ, а я, между прочим, его не простила! И не факт, что прощу.

Иду на кухню, а он следом. И я чувствую, что смотрит. Пристально, не отрываясь, пробирая одним только взглядом до самых костей.

— Может, кофе? — не хочу, но начинаю суетиться. — Или компот? Я сегодня варила…

— Как скажешь.

От его спокойного голоса просыпаются давно забытые мурашки, которые всегда появлялись лишь в его присутствии. Нервничаю все больше и больше, и мне кажется, что он это прекрасно понимает.

— Может, есть хочешь?

Я все еще мечусь, потому что остановиться — это значит посмотреть на него, а я не могу. Видеть Орлова вот так близко, в своей квартире — это то еще испытание, сразу начинаю задыхаться.

— Пожалуй, откажусь, — качает головой, — мне кусок в горло весь день не лезет.

Мне тоже. Я, по-моему, сегодня вообще ничего не ела.

— Смотри, мое дело предложить.

— Жень, успокойся, — останавливает мое броуновское движение одной фразой, — сядь, пожалуйста.

И ноги сразу ватные, и душа где-то в пятках.

Я обреченно киваю, откладываю в сторону полотенце, которое, оказывается, все это время теребила в руках, и усаживаюсь на табуретку напротив него.

Никто из нас не спешит первым завести разговор. Смотрим друг на друга и молчим, ждем не знаю чего.

— Марина красивая очень. На тебя похожа, — внезапно выдает он, и я чувствую, как к щекам приливает кровь.

Я, кстати, сегодня готовилась к его приходу. Не только порядок навела, но и сама приоделась, накрасилась и внезапно почувствовала себя не только ломовой лошадью и вечно замученной мамашей, но и женщиной, которая интересуется мужчинами. Это так странно, что в душе кипит смятение. А еще я не могу думать про глупые Ланкины шутки о сильных руках и поцелуях.

— Спасибо. У тебя сын, кстати, копия ты.

— Он лучше меня.

— Дети всегда лучше нас, — соглашаюсь я, — но давай без лирики. Что будем делать, Денис?

— По-моему, очевидно. Я хочу принимать участие в жизни Марины.

«Принимать участие» звучит скупо:

— Что ты понимаешь под «принимать участие»? Приходы по воскресеньям и на день рождения? А еще по вечерам «спокойной ночи» по телефону?

— Жень, если ты думаешь, что этого будет достаточно, то сразу нет, — произносит он строго, — я и так потерял слишком много времени, потому что не знал о ее существовании.

— Ты меня сейчас в этом обвиняешь? — тут же подбираюсь я.

— Остынь, — он, как всегда, прекрасно читает мои эмоции, — я не буду притворяться, что все нормально и ничего страшного не произошло. Меня до сих пор трясет от этой новости. Только руганью ничего не исправишь. Меня больше волнует, как мы с этим будем справляться дальше.

«Мы будем справляться». Звучит так странно. Давно уже нет никаких «мы», но сердце все равно привычно сжимается от тоски.

— Мне от тебя ничего не надо! — тут же выпаливаю, за что получаю строгий сердитый взгляд.

— Это не обсуждается, Жень. Маринка ни в чем не будет иметь отказа.

— Хочешь откупиться?

— Хочу обеспечить ей нормальную жизнь.

— У нее нормальная жизнь, — продолжаю упираться, — мы ни в чем не нуждаемся.

— Я вижу. Ты молодец, Женя, — он хвалит. Искренне, — но давай завязывать с играми в супергероев. Теперь я буду решать эти вопросы.

Черт. Это самое сексуальное, что только можно услышать от мужчины.

Я буду решать эти вопросы…

Денис всегда был таким. С ним как за каменной стеной. Все решит, все уладит, а ты сидишь такая рядом, хлопаешь глазками и млеешь просто от того, что тебе дают возможность быть маленькой и слабой.

Мы проговорили с ним больше часа, пытаясь сгладить острые углы. В результате решили, что несколько дней Денис просто будет появляться у нас и общаться с дочерью без упоминаний о том, что он ее отец. Пусть она сначала привыкнет, перестанет смотреть на него как на чужого, и уж тогда отроем ей правду.

Не скажу, что Денис был доволен такому раскладу, но спорить не стал, признал, что так будет лучше. В первую очередь для самой Марины.

— Все запомнил? — спрашиваю еще раз. — Никакой самодеятельности! Я проведу с ней беседу, подготовлю, и только тогда скажем.

— Да понял я, — ворчит Орлов, — давай уже забирай ее.

Ему не терпится увидеть дочь, и я не в праве ему больше в этом отказывать, поэтому звоню Лане.

— Да, Жень, — он отвечает почему-то шёпотом.

— Ты чего шепчешь?

— Егоза твоя посмотрела мультики и заснула.

— Уже?

— Ты на часы-то смотрела?

О, черт. Уже полдесятого! С этими разговорами я совсем забыла о времени.

— Я заберу ее сейчас.

— Какой смысл? Только разбудишь и все. Мы умылись, подмылись, пижаму новую надели, кота с собой под одеяло затащили. Так что все у нас хорошо.

— Лана, мне неудобно. Я заберу…

— Оставь ребенка в покое. Утром заберешь. Лучше скажи, как у вас все прошло? О чем договорились с Денисом?

— Он еще здесь.

— Оу…

— Хотел увидеть Марину.

— Она после такой встряски на ночь глядя точно не уснет.

— Ты права, — я соглашаюсь, — ладно, давай, спокойной ночи. — Я вешаю трубку и поворачиваюсь к хмурому Денису. — Она спит уже, — беспомощно развожу руками, — можно, конечно, забрать. Но тогда она проснется и разгуляется…

Орлов тяжело вздыхает. Вижу, как сильно ему хочется ее увидеть, но он понимает, что сегодня уже нет никакого смысла гнать коней.

— Давай завтра заберем ее из сада? — предлагаю и тут же морщусь. — Если, конечно, у тебя нет других планов.

— Жень, ну какие планы? — он нетерпеливо ведет плечом. — У меня сейчас все мысли только об одном. Так что да, заберем.