Онлайн книга «Искушение прощением»
|
Брунетти мало что знал о традициях газетчиков, поэтому промолчал. – Элиза сейчас с мужем? – спросила Паола. – Да. Ночью в больнице я узнал его и сразу же ей позвонил. Думаю, она до сих пор там. – Бедная, – сказала Паола. – Сначала проблемы с сыном, теперь – это. – Ты знала о ее проблемах с сыном? – Брунетти постарался произнести это нейтральным тоном. Паола посмотрела ему прямо в глаза: – Конечно нет! Она никогда бы не рассказала мне ничего такого. Я лишь предположила – раз уж Элиза была взволнована настолько, что пришла к тебе поговорить. Значит, она все-таки что-то знала. – Она сказала, что нет, – не сдавался Брунетти. – Конечно! А что еще она могла сказать? Ты же полицейский. Паола произнесла эту фразу так уверенно, словно речь шла о таблице умножения. Гвидо решил никак на это не реагировать. – А теперь профессоресса хочет посоветоваться с мужем, прежде чем сообщить мне что-нибудь еще, – сказал он. – Когда они смогут с тобой поговорить? – спросила Паола. Старательно подбирая слова, Брунетти посмотрел на свои руки, потом на жену. – Может, и никогда, – наконец ответил он. И, увидев реакцию Паолы, попытался смягчить вердикт: – Это слова невропатолога, после того как он посмотрел рентгеновский снимок. Но для уверенности ему нужна еще компьютерная томограмма. Ее сделали сегодня. – Результаты? – спросила Паола. – Не знаю. Когда я на обратном пути зашел в больницу, врача там уже не было. Позвоню ему завтра. – Гвидо дал жене время переварить информацию, затем добавил: – Невропатолог сказал, есть вероятность, что он ошибается. Паола кивнула. Повернулась, положила голову на подушку и, вытянув ноги, уперлась мужу в бедро. – Бедная Элиза, – повторила она и после короткой паузы добавила: – Бедные все! Паола зажмурилась, потом открыла глаза и некоторое время смотрела в потолок. Затем снова смежила веки. Брунетти положил правую руку ей на ноги и тоже закрыл глаза. Очень скоро реальность начала расплываться и куда-то ускользать. Не вставая, комиссар оказался в другом месте; мимо пробегали какие-то люди… Что-то шевельнулось у него в руке, и Гвидо вздрогнул и очнулся, еще не понимая, где находится. – Что-то не так? – спросила Паола. – Все хорошо. Я, кажется, задремал. Длинный был день… Брунетти закрыл глаза и поудобнее устроил голову на спинке софы. – Я тут подумала… – начала Паола. Гвидо погрузился в сон не настолько глубоко, чтобы не ответить: – Думать вообще-то вредно… И они с Паолой дружно, будто это была семейная мантра, закончили: «…особенно женщинам». Теперь ничто не мешало комиссару уточнить: – О чем ты подумала? – О легальных последствиях. Ты, наверное, тоже об этом задумывался. – Поясни, – сказал Брунетти, поймав себя на мысли о том, что этот аспект дела Гаспарини интересовал его пока что меньше всего. – Если он не умрет, а проведет в постели всю оставшуюся жизнь, какое обвинение выдвинут напавшему на него человеку? – спросила Паола и, не дав мужу ответить, продолжила: – Знаю, знаю, сначала вам надо его найти. Но когда вы его найдете, какое обвинение ему будет выдвинуто? Брунетти немного подумал, взвесил вариант «преступного нападения». – Это зависит от того, что именно произошло на мосту. – Но как это решить, если не найдется свидетелей? В тоне Паолы прозвучал скептицизм. Не открывая глаз, Брунетти кивнул. – Разумеется, ты права. Даже если мы обнаружим следы ДНК преступника, тот вполне может заявить, что это Гаспарини на него напал. – И, немного подумав, комиссар добавил: – Но сначала надо его найти. – И ему придется объяснить, почему он не заявил в полицию, – произнесла Паола. – Если он знал, что Гаспарини ранен, он ведь обязан был заявить, не так ли? – Да, но не каждый пойдет с этим к нам. Особенно если повреждения незначительные. Даже если этот человек – жертва нападения. Что уж говорить о тех, кто напал первым, даже в целях самозащиты? Даже думать об этом смешно. – Гвидо так и сяк повертел эту идею в голове и удивленным тоном, которым обычно сообщают об открытии, воскликнул: – Никто нам не доверяет! – Одна надежда на Il Gazzettino и La Nuova, – сказала Паола с едва ли не религиозным пиететом. Брунетти решил, что на сегодня с него довольно. – Бокал вина? – предложил он. Вместе с вином комиссар принес томик Софокла. Выбрал Антигону и снова устроился у Паолы в ногах – почитать до ужина. Гвидо одолел половину предисловия, составленного неким профессором психологии Кальярского университета, юнгианскую интерпретацию пьесы, где Антигона представала архетипом Матери, а Креонт – Обманщика. Брунетти узнал, что Тень – все темные проявления нашей личности – может быть внешней и внутренней; может быть твоим врагом или тобой самим. Решив схитрить, он посмотрел, сколько еще страниц предисловия осталось. Четырнадцать… Положив книгу на столик возле софы, Брунетти глотнул вина – очень приятного Collavini Ribolla Gialla, нарочно припасенного для этого случая, – и вздохнул. Все-таки сколько разнообразных ощущений предлагает нам жизнь… Подкрепив тело и дух, Гвидо вернулся к чтению. Пролистнул предисловие и перешел непосредственно к пьесе. Пролог он помнил прекрасно: Антигона рассказывает сестре, Исмене, о том, что царь Креонт запретил хоронить их брата Полиника, объявленного предателем Фив. Его тело оставили за городской стеной на потраву стервятникам и шакалам. Антигона убеждена: Полиника нужно предать земле. И решает сделать это сама. Она спрашивает сестру, готова ли та ей помочь, но Исмена, осторожная, робкая Исмена, и слышать об этом не желает: «Им власть дана, мы – в подданстве; хотя бы и горшим словом оскорбил нас вождь – смириться надо» [33]. – С этим я не согласен, – вслух произнес Брунетти. Паола тихонько толкнула его левой ногой. – С чем? – В предисловии один юнгианский психолог сообщает о том, что наша темная сторона может быть внутренней или внешней, а теперь Исмена заявляет, что мы должны подчиняться закону. – Надеюсь, есть и другие варианты, – сказала Паола, не отрываясь от своей книги. – Нет. Вот, из уст той же Исмены: «В женской родились мы доле; не нам с мужами враждовать, сестра». На этот раз Паола опустила томик и посмотрела на супруга. Улыбнулась. |