Книга Ария смерти, страница 32 – Донна Леон

– Oddio! – промолвил Брунетти. – Оно настоящее?

Рядом с комком мятой бумаги лежало колье. Оно было золотое, с оплетенными золотой же нитью камнями, размером напоминавшими леденцы от кашля марки Fisherman’s Friend, только те были темно-коричневые, словно припыленные, а эти – насыщенного зеленого цвета.

– Камни настоящие?

– Понятия не имею, – сказала Флавия. – Кто-то оставил пакет у меня в гримерной, и я, вернувшись после спектакля, его открыла.

– Зачем ты это сделала? – спросил Брунетти, едва удержавшись, чтобы не добавить: «…учитывая сложившуюся ситуацию».

– Марина, моя костюмерша, несколько дней назад сказала, что нашла на уличной ярмарке возле церкви Сан-Маурицио одну вещицу, которая может мне понравиться, и как раз сегодня ее принесет.

Брунетти посмотрел на колье.

– М-да, таким вряд ли торгуют на уличной ярмарке на кампо Сан-Маурицио. – И уточнил: – Ты спрашивала у нее о колье?

– Нет, не пришлось. Когда Марина явилась, чтобы забрать мой сценический костюм, она сказала, что к ней привезли внуков и она напрочь обо всем забыла.

– Она видела его? – спросил Брунетти, не в силах оторваться от гипнотической зелени камней.

– Нет. Я накрыла колье полотенцем. Подумала, что если мне и нужно его кому-то показать, то только тебе.

– Спасибо, – произнес Брунетти. Его взгляд снова вернулся к колье, и он принялся пересчитывать «леденцы», из которых оно состояло. Их оказалось не меньше дюжины. – А что ты сама об этом думаешь? – поинтересовался комиссар, кивком указывая на украшение.

Флавия закрыла глаза, стиснула зубы, а потом разжала челюсти ровно настолько, чтобы прошептать:

– Меня это пугает.

– Разве ты не могла закрыть гримерную на замок? – мягко спросил Брунетти, показывая тем самым, что понял причину ее реакции.

Флавия передернула плечами, отвергая эту идею.

– Могла бы, но это довольно проблематично: если бы я забыла веер или шаль, Марине пришлось бы идти за ними. Да и театральный гример оставляет тут свой реквизит.

Брунетти эти аргументы не убедили, однако он промолчал. Глядя в зеркало, Флавия поймала его взгляд и сказала:

– Истинная причина – я бы не знала, куда девать ключ во время выступления. В сценическом костюме Тоски карманов нет, а в лиф я ничего засовывать не собираюсь.

– Меня все время мучил вопрос… – начал комиссар, запнулся, но было уже поздно.

– Какой? – спросила Флавия, снова проводя пальцами по волосам. Теперь – с видимым удовольствием, потому что они уже высохли.

– Либо я прочел это в какой-то книге о знаменитых певицах былых времен, либо мне что-то такое рассказывали… В общем, артисты не выходили на сцену, пока им не заплатят наличными, и эти шелковые кошельки с дукатами или долларами, или бог еще знает какими деньгами прятали в лиф своего платья.

– Боюсь, те дни, когда нам платили наличными, давно прошли, – с искренним сожалением сказала Флавия. – Сегодня все оформляется через агентов. Банковские переводы и финансовая отчетность. – Она изучила свое лицо в зеркале. – А как это было бы замечательно – получать живые деньги! – проговорила певица, словно сокрушаясь о лучших, но, увы, ушедших в прошлое временах.

Она отвернулась от зеркала и посмотрела Брунетти в глаза:

– Расскажи об этой девушке!

– Вчера ночью кто-то столкнул ее с моста, произнеся при этом: É mia!

– Бедняжка! Как она?

– Сломала руку и сильно ударилась головой, так, что края раны пришлось сшивать.

Флавия нахмурилась.

– Почему ты мне об этом рассказываешь?

– Ее возраст и то, что ей было сказано…

Флавия покачала головой.

– Я не понимаю.

– Тот, кто на нее напал, не сказал: Sei mia ^[63], хотя это напрашивается само собой, учитывая юный возраст жертвы и обстоятельства – ее ведь столкнули с моста. – Брунетти надеялся, что его слова вызовут у Флавии улыбку, но этого не произошло, и комиссар продолжил: – А злоумышленник сказал: É mia! – Он выдержал паузу, но Флавия опять никак не отреагировала. – То есть либо он обращался к ней формально, на «вы», либо говорил о ком-то еще: «Она – моя».

Он не упустил момента, когда Флавия наконец все поняла.

– И этот «кто-то» – я? – спросила она так, словно не могла – или не желала – в это поверить.

Брунетти предпочел не отвечать ей, вместо этого задав новый вопрос:

– Можешь вспомнить, что именно ты сказала девушке и кто мог это слышать?

Флавия посмотрела на свои руки, которые держала сцепленными на коленях; казалось, она восстанавливала эту сцену в памяти.

– Я была со своим аккомпаниатором, Риккардо Туффо. В Венеции я всегда работаю с ним. Я услышала, что в одной из репетиционных комнат кто-то поет, и захотела узнать, кто это. Чудесный голос… Риккардо постучал, и нам открыли. Там были пианист и девушка, я ее узнала: после прошлого спектакля она ждала меня вместе с другими поклонниками в холле. Это было в тот же день, когда я виделась с вами. Эта девушка хотела поблагодарить меня за представление.

Флавия отвлеклась от созерцания своих рук, посмотрела на Брунетти и добавила:

– У нее потрясающий голос: настоящее контральто, глубокое и звучное.

– И что же ты ей сказала?

– Как обычно: что она прекрасно поет и ее ждет большой успех.

– Мог ли кто-то еще слышать ваш разговор?

Флавия ненадолго задумалась.

– Нет, нас было четверо: я, девушка, Риккардо и тот, другой рипетиторе, ее отец. И все.

– Может, был кто-нибудь еще? – не сдавался Брунетти.

В большинстве случаев, когда просишь человека перепроверить воспоминания о каком-нибудь разговоре или событии, он отвечает сразу, словно тем самым хочет показать, что сомневаться – значит оскорблять и его памятливость, и его самого. Но Флавия снова посмотрела на свои руки, а потом повернулась на стуле, чтобы видеть колье.

– Когда мы с Риккардо двинулись дальше, к своей репетиционной, нам навстречу по коридору действительно шли какие-то люди. Я продолжала нахваливать девушку, и меня могли услышать.

– Ты узнала кого-нибудь из них?

– Нет. Я много лет не пела в «Ла Фениче», так что новых лиц тут много. – Флавия взяла расческу и затолкала колье обратно под бумагу, с глаз долой. – Вообще-то я не смотрела по сторонам, – заключила она.

А потом спросила, буднично кивнув в сторону колье, словно это партитура, забытая кем-то у нее в гримерной: