Онлайн книга «Дневники и письма»
|
Преобладающая в моих ранних картинах и гравюрах волнистая линия – возникла в связи с ощущением эфирных колебаний [72] — чувством связи между телами – («Разрыв» и «Двое» [73] – Волнистые линии волос и связь между двумя влюбленными). Тогда еще не был изобретен беспроводной телеграф [74]. С. 53 Ноябрь 1928–1929 О моих картинах говорили — они такие разные, сделаны в разных стилях. В отличие от очень многих других (особенно тех, кто понял, что лучше всего идут работы небольшого формата в позолоченных рамах), я считаю, что каждая картина – это вещь в себе, способная говорить сама за себя (в отличие от тех, кто считает, что каждая картина является сборным выражением всего его творчества). Да, они очень разные – много неудачных – много незаконченных. Но у каждой есть свое назначение. При всех своих различиях и разной степени совершенства, они стремятся к одной и той же великой цели — Вершине пирамиды — И все они суть камни в этом здании. С. 99 Июнь 1930 – Лучше написать хорошую неоконченную картину, чем плохую завершенную. Многие думают, что картина закончена, когда они прописали всевозможные детали. – Один-единственный штрих уже может быть готовым произведением искусства. – То, что ты пишешь, должно быть сделано с волей и чувством – Не имеет смысла создавать вещи непрочувствованные и лишенные воли. Картина не должна быть фальшива и лишена чувства. Она может быть плохой и фальшивой, даже если сделана с чувством – и осознанно. Как и в музыке. Импрессионист Либерман [75] сказал обо мне – он хитрец, этот Мунк, он притворяется, будто ничего не умеет, но он может даже больше, чем сам знает — И это он называет реализмом С. 133 28–10–33 За свою короткую жизнь Ван Гог не позволил своему пламени погаснуть – В его кисти сохранялись огонь и жар все те немногие годы, пока он горел за свое искусство — На своем более долгом пути я рассчитывал, имея в своем распоряжении больше средств, так же, как и он, не позволить моему пламени затухнуть, и тоже пылающей кистью писать до последнего — Я заметил, что пламя моего факела вспыхнуло и угасло – и наконец совсем сошло на нет, и я в страхе огляделся во мраке – Неужели я заблудился – кто я — Неужто я потерял дорогу. Но я видел свет впереди и медленно продвигался вперед по пустыне – Я падал и бежал – я продирался вперед, стирая ноги в кровь – Где же путь? И, изможденный, я тащился вперед с пылающим, искрящимся факелом. Но люди глядели на меня – Смотрите-ка на него, говорили они – Он ищет золото – Он… ищет золото! – Он утаивает сокровища – Он прячет золото под землей – Давайте охотиться на него — И они насмехались и подшучивали надо мной: Скряга Расхититель сокровищ. И вот он сказал: «Хватит – Я иду к далекой, высокой цели, сказал он. – Вы, шуты – Вы думаете, я тружусь до кровавого пота ради денег? — Нет, хватит с меня! — Я умываю руки. Я одеваюсь в чистую одежду – чищу ботинки – кладу на пол ковры – Заходите, будьте добры – Вы будете „избавлены“ от того, чтобы получить то „золото“, которое я искал – Я предложу вам чашечку чая на столике со сладкими пирожными. Будьте добры, с вас 10 крон!» * * * Академии – это огромные фабрики художников — Туда приходят таланты, а выходят автоматы по изготовлению картин. <…> Чего нам не хватает, так это мужества поднять планку для современных идеалов — создать стили, подходящие для верований и чувств нашего времени — Даже Клингеру, чтобы его признали великим, приходится писать «Пьету» [76], Художник может достичь признания лишь после того, |