Онлайн книга «Невидимки»
|
- Нет, моя дорогая, писем сегодня нет. Но мы напишем заключенным сами. После того, как ты поспишь. Они уходят. А я остаюсь одна. И… Интересно, насколько безобразно выглядит мое лицо, размышляю я. Иногда быть изувеченным даже занятно. Для чего людям пирсинг, татуировки, скарификация? Я веду речь о том, что все это неизменно привлекает внимание. Первый выход на улицу раскрыл мне глаза на то, чего я лишилась. Все лето я просто отсутствовала. А вечеринки у бассейнов, загорание на пляжах, знакомства с парнями на тачках с откидным верхом - все это продолжало происходить без моего участия. Я поняла, что для меня подобные вещи, равно как пикники, игры в мяч, концерты, превратились в запечатленные на фотопленке картинки. Которые, кстати говоря, еще не стали фотографиями. Эви всегда все откладывает на потом. Уверена, что раньше Дня благодарения снимков мне не видать. Я выхожу на улицу, и мир встречает меня поразительным многообразием красок. В больнице все белое. Мне кажется, что я никогда раньше не видела такого огромного количества цветов и оттенков. Я направляюсь в супермаркет. Обычное хождение между полок с товаром напоминает мне увлекательную игру, в которую я не играла с раннего детства. Я с наслаждением рассматриваю торговые знаки моих любимых фирм-производителей, яркие, красочные. Вот "Фрэнчиз Мастард", "Райс-а-Рони", вот "Топ Рамен". И все это как будто манит, зовет. Этикетки такие яркие и выполнены настолько качественно, что невозможно решить, какая из них лучше. Совокупность красивых предметов - нечто гораздо меньшее, чем если бы все они были отдельными частями. Все пакетики, банки и пачки составлены в ряд. Передо мной радуга живописных торговых знаков. Смотреть, по сути дела, не на что. Что касается людей, я могу видеть только их затылки. Если я поворачиваю голову даже очень быстро, успеваю заметить лишь мелькающее перед моими глазами ухо того или иного покупателя. Многие бормочут что-то о Господе. - О боже! - доносится до меня справа. - Ты это видел? - Интересно, это маска? - шепчут с другой стороны. - По-моему, до Хэллоуина еще далековато. Люди вокруг меня сосредоточенно читают надписи на ярких этикетках. Я беру заточенную в ярко-желтый полиэтиленовый плен тушку индейки. Не знаю зачем. У меня нет денег, но я все равно ее беру. Сначала долго копаюсь в морозильном контейнере, перебираю замороженные мясные глыбы, выбираю самую крупную из них и торжествующе поднимаю вверх, как маленький ребенок. Я иду к кассам, прохожу мимо них, но меня никто не останавливает. Продавщицы и охрана с неуместным усердием читают бульварные газеты, уткнувшись в них носами. - Геихн ги охо унг, - говорю я. - Ней гуи ихин лгух. Никто не поворачивает в мою сторону головы. - ХСХ УИК ИХ, - произношу я, как образцовый чревовещатель. Все молчат. Разговаривает лишь одна из продавщиц - с покупателем, расплачивающимся чеком. В этот самый момент раздается звонкий детский возглас: - Посмотри! Воцаряется гробовая тишина. У меня такое впечатление, что все присутствующие перестают дышать. Ребенок повторяет: - Посмотри! Посмотри же, мама! Вон туда! Чудовище украло еду! От смущения все вокруг сокращаются в размерах - втягивают голову в плечи, как будто стоят на костылях. И с еще большим вниманием погружаются в чтение. Девушка- монстр украла праздничную индейку… Я стою, вспотевшая, в своем восхитительном платье с начинающей таять запакованной в желтый полиэтилен дохлой птицей в руках. Мое платье почти прозрачное. От холода, исходящего от индейки, у меня напрягаются соски. Прическа, которую мне сделала сестра Кэтрин, похожа на глазированный торт. Никто не смотрит на меня так, как будто я лауреат чего бы то ни было. Раздается шум звучного шлепка. Чья-то рука залепляет ребенку подзатыльник. Тот разражается ревом. В плаче отчетливо слышны нотки страшной обиды - малыш не понял, за что его наказали. За окнами догорает закат. А внутри супермаркета царит мертвая тишина. Ее нарушает лишь детский плач. - За что ты меня ударила? - безмолвно спрашивает у матери ребенок. - Я ведь не сделал ничего плохого. За что? Я не понимаю! Я прижимаю индейку к груди, выхожу из супермаркета и быстрыми шагами иду по направлению к "Мемориальной больнице Ла-Палома". Темнеет. Я крепко держу холодную тушку. В моей голове стучит: индейка, чайки, сороки. Птицы. Птицы склевали мое лицо. По больничному коридору навстречу мне идет сестра Кэтрин. Одной рукой она придерживает шагающего рядом с ней мужчину, в другой - несет какую-то подставочку. Мужчина весь в бинтах, дренажных трубках и пластиковых пакетиках с красной и желтой жидкостью, втекающей и вытекающей из него. Птицы склевали мое лицо. Сестра Кэтрин кричит: - Эй, дорогая моя! Я веду к тебе необыкновенного человека! Уверена, ты будешь счастлива с ним познакомиться! Птицы склевали мое лицо. Между ними и мной - кабинет логопеда. Я заглядываю вовнутрь и вижу Бренди Александр. В третий раз в своей жизни. Королева добра и света в платье-футляре от Версаче. Сегодня от нее веет ошеломляющим духом тоскливой безысходности и порочного смирения. Она неотразимая, но униженная. Жизнерадостная, но увечная. Ее несравненное величество - самое восхитительное из всего, что мне когда-либо доводилось видеть. Я останавливаюсь у приоткрытой двери кабинета и таращусь на Бренди. - Что касается мужчин, - говорит логопед, - они ставят акцент на произносимые ими прилагательные. Например, если кто-то из них делает тебе комплимент, он скажет: сегодня ты такая красивая. Бренди настолько красивая, что ее голову впору отрезать и выставить на витрину на синей бархатной ткани "У Тиффани". Кто-нибудь непременно купил бы ее даже за миллион долларов. - А женщина сказала бы: сегодня ты такая красивая, - продолжает логопед. - Итак, запомни, Бренди: ты должна выделять модификатор, а не определение. Бренди Александр поднимает свои голубичные глаза на меня, стоящую у двери, и говорит: - Девушка, вы безбожно уродливы. Вы что, позволили слону посидеть у вас на лице? Голос Бренди… Я практически не слышу, о чем она толкует. В это мгновение я растворяюсь в чувствах, которые вызывает во мне это неземное создание. Так ощущаешь себя, если наделен сверхъестественной красотой и любуешься своим отражением в зеркале. Бренди - моя королевская семья. Единственный смысл в жизни. Я говорю: - Кхои хне оик. Я прохожу в кабинет и кладу холодную влажную индейку на колени логопеду. Та замирает от неожиданности под тяжестью двадцати пяти футов мертвого мяса и вдавливается в свое крутящееся кожаное кресло на колесиках. |