Книга Ведьма Дивнозёрья, страница 17 – Алан Чароит

Сама Тайка взяла серебряный ножик, соль и спички, веревку покрепче, всякие ведьминские мелочи и перо симаргла, конечно же. Уже у калитки Майя всунула ей в руки зеркальце:

— Если будет гневаться хозяин болот, покажи ему это.

Тайка глянула на свое отражение и ахнула: вот как должна была дивья царевна выглядеть! Платье парчовое, жемчугом шитое, на груди каменья самоцветные, золотой обруч блестит-переливается, а косы… косы в руку толщиной!

— Ух ты, волшебное!

— Да ну, обычное, — мавка отмахнулась. — Показывает чепуху всякую. Мокша его потерял, а я нашла. Не хотела отдавать, но ради общего блага… полюбовалась красой, и хватит.

— Ну что ты, Майя! Ты и так хороша собой.

Она вздохнула:

— Хороша девица, да не всякому годится. Но не о том речь. Лучше запомни: Мокша будет запугивать — не поддавайся. Ему по душе дерзкие да смелые. Но не перегни палку — подходи с уважением. Не вздумай равнять его с простыми болотниками — он у себя в краю если не царь, то князь уж точно. Оттого-то и его подданные нос задирали. А теперь еще больше будут задаваться, коль все колдовство у них копится.

— Не любишь болотников? — Тайка нутром чувствовала, что за всем этим стоит какая-то личная история: слишком уж много горечи было в словах мавки.

— Терпеть не могу. Сестрицу названую они у меня свели.

— Украли? — ахнула Тайка.

— Какое там… сама пошла. Марфа из озерных мавок была. И хоть речные с озерными редко ладят, а мы были не разлей вода. А как-то летом гляжу — озерцо-то Марфино ряской затянуло, на берегах рогоз вымахал в человечий рост. Я бегом к ней, а уж поздно: позеленела, заболотилась. Жениха нашла себе из Мокшиной свиты. Ох, и поцапались мы тогда, чуть космы друг другу не повыдергали. Ты, коль увидишь ее там, передай весточку, а? Скажи, сестрица Майя дурой набитой была, в ножки кланяется, прощенья просит.

Они пересекли поле от края до края и вышли к истокам Жуть-реки. И даже брода не понадобилось: Тайка запросто перепрыгнула с одного берега на другой. А Майя осталась.

— Все, тут Мокшины топи и начинаются, дальше мне ходу нет. Удачи тебе, ведьма!

Тайка поправила панаму и бодро зашагала вперед, сердцем чуя, что удача ей понадобится — и довольно скоро.

Лужок, поросший сочной зеленой травкой, на поверку оказался коварным. Земля под ногами чавкала, резиновые сапоги так и норовили соскочить с ног и остаться в глине, а следы мгновенно заполнялись мутной влагой. Настал миг, когда воды стало слишком много и идти дальше можно было только по кочкам. Тайка вздохнула и покрепче перехватила палку.

Казалось, пути не будет конца. Она прыгала, несколько раз оскальзывалась, однажды чуть не выронила корзинку.

Небо потемнело. Вода стала почти черной, запахло гнилью и болотным газом, везде хлюпало и чавкало, на корягах заклубились таинственные огоньки…

Так вот они какие, Мокшины топи!

Тайка вскрикнула, когда прямо перед ней из воды вытянулась костлявая рука, похожая на корень дерева. За ней последовала вторая, и над поверхностью воды показалась лупоглазая и лохматая, с зеленоватой сединой, башка.

Болотница в коротком платье из коры и водорослей, хихикая, выбралась на кочку:

— Дальше не ходи. Столкну! Утоплю!

— Но мне нужно к Мокше, — Тайка показала корзинку, и болотница, воровато озираясь, сцапала яблоко:

— Пробу-то надобно снять… — она с хрустом надкусила спелый бок, но тут же спохватилась: — Не, все равно не пущу!

И раскинула руки в стороны, чтобы ни обойти, ни перепрыгнуть.

— Может, еще яблочко? — Тайка потрясла корзинкой; болотница вздернула нос:

— Мы вообще эти ваши яблоки не любим. Фу, гадость! — В воду плюхнулся малюсенький огрызок.

Ага, прямо видно, как сильно не любят…

— Возьми еще. Никто не увидит, — шепнула Тайка.

— Только никому ни слова! — Болотница сунула угощение за пазуху.

На миг стало видно, что ее шею обвивают замшелые и потускневшие нити старых бус.

Тайка сняла бисерный браслетик и помахала им перед лицом болотницы:

— А хочешь подарочек?

Глаза той сперва загорелись, но через миг опять потухли.

— Пустяки это, — процедила она. — Цацки для глупых мавок.

А Тайку вдруг осенило:

— Уж не Марфой ли тебя кличут?

— Откуда ты знаешь? — Болотница сжалась, завесив лицо волосами.

— Сестрица твоя, Майя, рассказывала. А еще велела тебе кланяться и прощения просить.

Взгляд Марфы неожиданно посветлел.

— Не врешь? А ну, поклянись!

Тайка приложила руку к груди:

— Век с места не сойти!

Лишь когда Тайка сделала шажок, болотница расслабилась и заулыбалась. Ее круглые глаза наполнились слезами.

— Как она там?

— Нормально. Но очень скучает.

Марфа спрятала лицо в ладонях.

— Ох, и наделали мы глупостей. Коль увидишь, передай — права она была. Только поздно, мне теперь век тут вековать… А ты-то зачем к Мокше? Али жить надоело?

— Нет… я помощи хочу попросить.

Болотница рассмеялась, будто в бочаге заклокотала вода:

— Ой, умора! Поможет, как же, держи карман шире. Лучше уходи подобру-поздорову. Утопит он тебя, и все. Станешь, как я, заложницей болот.

— И ушла бы, да не могу, — Тайка вскинула голову. — Я же, как-никак, ведьма-хранительница.

— Ну, поступай как знаешь, — Марфа нырнула в черную воду, обдав Тайку вонючими брызгами.

Напоследок из воды высунулась узловатая рука, и Тайка, разгадав намек, вложила в ладонь болотницы бисерный браслет.

Когда спустился туман, продолжать путь стало еще труднее.

Один из болотных огоньков отделился от гнилушки, заплясал прямо у Тайки перед носом, а потом полетел вперед, будто приглашая следовать за ним. То ли верный путь хотел указать, то ли окончательно завести в трясину. Выбирать не приходилось — и Тайка пошла следом.

Вскоре стало понятно, что обе догадки были верными: огонек привел ее в самое сердце болот, куда ни самой дойти, ни обратно выбраться.

На островке посреди топей росло несколько кривых деревьев, а под корнями огромного выворотня Тайка разглядела настоящий трон, сплетенный из веток и выстланный мхом.

— Эй?! — Эхо трижды повторило ее зов.

Болота молчали, но Тайка вдруг остро ощутила чужое присутствие, как будто бы кто-то наблюдал за ней из-под коряги. Вспомнив бабушкину науку, она прошептала верное слово и глянула сквозь колечко из пальцев, чтобы узреть незримое.