Нада стоял, сжав кулаки, растрёпанный и всклокоченный, потом потупил глаза.
- Ещё какие-то вопросы, брат? - резко спросил Аслэг. - Ты можешь идти.
- Лучшее ли это решение? - Руан дождался, пока разъярённый Нада скроется за дверью, и повернулся к Ул-хасу. - Они же постоянно сцепляются.
- Но они и дружны. - Аслэг тяжело вздохнул. - Нада всегда тянулся не за мной, а за Баканом, хоть тот и подставлял его постоянно, и подкалывал. Это не вызовет таких вопросов, как если бы я вдруг возжелал общества Бакана.
- А ещё их кое-что объединяет, - задумчиво произнёс Тагат. - Ненависть к досточтимой. Нада считает, что она тут во всём виновата.
- Она навела тут шороху, - кивнул Руан. - Нада весь вечер ныл, как она…
Он осёкся, потому что Аслэг с Тагатом повернулись к нему, и оба взгляда сложно было назвать доброжелательными.
- Что за дела у вас были с Надой? - осведомился Аслэг. - Что за вечер?
- Просто пообщались в Соот… - начал было Тагат.
- …ветствующей приличиям обстановке, - быстро сказал Руан. - Поговорили. О погоде и Камайе, что, в общем-то, явления одного порядка. Он выразил своё недовольство её пребыванием здесь.
- Вайшо, Бакан, Нада… - Аслэг беспокойно крутил перстень на пальце. - Соот, которым она прищемила нос этими учётными книгами, и их родня из других хасэнов…
- У неё полно недоброжелателей, - кивнул Тагат. - Досточтимая слишком деятельна, чтобы оставаться в стороне и тихонько вышивать в шатре. Если Вайшо решит следующим ходом устранить её, у нас даже не будет уверенности, что это сделал именно он. Ради её безопасности ей надо временно притихнуть, затаиться…
- Камайе? Притихнуть? - удивился Руан.
- Как-то раз досточтимая сказала мне, что в этом дворце любовь - это уязвимость, - негромко сказал Тагат.
- Так и есть, друг, - так же тихо сказал Аслэг. - Она в очередной раз была права. И она тоже слишком уязвима. Слишком уязвима.
77. Кам.Тебе станет попроще
- Завтра Куув-Чоодо, - сказала Нелха с мечтательной улыбкой. - Госпожа Камайя, ты дашь мне выходной?
- Посмотрим. - Камайя убрала стопку вещей в сундук и тихо закрыла крышку. - Ступай, проверь гаремы.
- Досточтимая не скажет ей? - спросила Туруд, не поднимая глаз, когда девушка выпорхнула из комнаты.
- Позже скажу. - Камайя выпрямилась и прищурилась. - Праздник три дня длится… Успеет ещё порадоваться новостям. Это не твоего ума дело, улсум, - подняла она бровь, глядя, как Туруд еле заметно покачала головой. - Не забывайся. Это ещё не решено. Я и тебе-то сказала только для того, чтобы ты следила за ней.
- Прошу прощения, досточтимая…
Одыл привычно отчитался о недостачах и нерадивых работниках, которых, впрочем, стало ещё меньше, и Камайя шагала с девушками по дворам, раздумывая, стали ли работники усерднее или просто научились лучше прятаться. Впрочем, какая разница? Учётные книги всё выявят.
- Бакан с Надой поцапались, - выпалила Чимре, выскакивая из-за угла. - Мы с Веленом слышали.
Камаця вскинула руку к расшитой горловине халата.
- Что ж так пугаешь... По поводу чего?
- По поводу Йерин… Прости, - виновато оскалилась Чимре. - Он меня из себя вывел. Я потом так сундук пнула, что до сих пор палец болит… Прости! Они орали в синем зале, потом вроде утихли. В степь поехали. К кургану, наверное.
- Ну и славно. Хоть праздник спокойно пройдёт. - Камайя втянула носом тёплый весенний ветер, доносивший с кухонь запахи ароматного риса и мэйхо, баранины и трав в ооле, и зажмурилась. - Надеюсь, завтра будет так же солнечно. Прекрасная погода.
- Да. Мы с Веленом постреляли на заднем дворе немного. Хочешь после обеда потренироваться?
- Дел много. Прости. К девушкам надо зайти.
Сэгил и Шуудэр сидели над войлоком с Алай и Келим. Камайя присела к ним и взяла из рук служанки блюдечко с орехами.
- Опять грустишь, Сэгил? - спросила она. - Улыбнись… Праздник завтра.
- Праздник, когда на свободу отпускают, - прошептала Сэгил, не поднимая глаз от кошмы, которую они в восемь рук украшали цветной шерстью. - А он там взаперти… Сил нет терпеть…
- Эным надо позвать, чтобы злого духа выгнал из твоей головы, - злобно сказала Камайя. - Сэгил, тебе надо дальше жить. С Туром у тебя жизни не будет, пойми. О ребёночке думай. Для него кошма?
- Для него, - улыбнулась Келим. - У нас с Сэгил срок близко, но я уезжаю скоро, так муж сказал. Эту для Сэгил валяли.
Камайя задумчиво покрутила перстень на пальце, потом прикинула кое-что.
- Так тебе в дороге рожать придётся.
- Я хасэ… Мы так живём, - смущённо сказала Келим. - Что же такого в этом? Не думала я, правда, что покину дворец когда-нибудь… А теперь, получается, мир повидаю. Господин Рикад столько рассказывал…
Камайя взяла протянутую Шуудэр иглу и присела у свободной стороны войлока. Зазубренная игла мелко двигалась в руке, и лисица Мунг с куропаткой Айшут обретали настолько ровные очертания, насколько это позволяло умение Камайи.
- А я вот теперь не покину гарем, - с лёгким сожалением сказала Шуудэр. - Ну, ничего. Рассказы Улхасум не хуже того, как если бы я сама мир повидала. Правда, Алай?
Алай сидела тихонько и поглядывала на Камайю, потом молча кивнула.
- Тяжело, наверное, после того, как по миру поездишь, в одном городке сидеть, - сказала она наконец, приваляв тёмный шарик шерсти на место глаза одного из созданий на краях кошмы. - Харан иногда с тоской говорит о тех краях, где побывал. Но он теперь много в разъездах будет, хоть и по Халедану. Это наша женская доля - очаг беречь, чтобы не угасал, и волка Уртду через порог не пускать, пока муж далеко. Да хранит ладонь Тан Дан любимых наших от боли, потерь и неудач, - мягко сказала она, наклоняясь над войлоком. - Благослови нас, Мать Даыл, и детей в наших утробах. Да будут души их чисты, светлы и честны.
Девушки пели. Песня была простой, но трогала душу. Камайя отдала иглу Шуудэр и вышла, а сердце почему-то щемило.
- Подготовь Дамал, - сказала она Дерре. - Проедусь.
Дух Рэх во влажных серых одеждах за март и начало апреля напитал дождями ладонь Матери Даыл. Просыпающаяся степь ласкала нос запахами цветущих низкорослых трав. На востоке, на горизонте, набухли тёмные тучи, но над Улданмаем небо было ясным. Камайя обернулась на перестук копыт: Тагат догонял её на своей пегой.
- Поехала навестить Гатэ? - спросил он, поравнявшись с Дамал. - Позволишь с тобой, досточтимая?
Курган возвышался тёмной опрокинутой чашей над бурой степью, начавшей зеленеть. Кое-где из него начинали прорастать робкие зелёные стебли. Камайя спешилась и подошла ближе, улыбка Гатэ снова тревожила память и сердце.
