Книга Лето волонтёра, страница 32 – Сергей Лукьяненко

В следующий миг случилось всё сразу.

Дарина шагнула к дверям, слегка наклоняясь в боевой стойке жниц. Взгляд Миланы прояснился, будто она очнулась от забытья.

А маленький тэни вынул палец изо рта, протянул руку и прикоснулся к моему лбу.

Плотина во мне хрустнула и раскололась.

Мир застыл и утратил цвета.

Стал чёрно-белым, как рисунок в книжке.

Утратил объём.

Превратился в двумерную схему, где двигался только я.

Я потянулся к Дарине, Милане и мальчику тэни. Его звали Карир, ему было три с половиной года, и в нём пылал непроявившийся Смысл.

Мысленно я склонил голову и пообещал, что все мои действия временны и вынуждены.

Потом вобрал Дарину, Милану и Карира в схему своего существования.

И вышел в реальный мир.

Девчонки исчезли, и мальчик исчез.

Я стоял, глотая воздух, скорее по привычке, потому что в дыхании не было никакой необходимости.

Второй Призыв — это было очень круто. Почти на грани предсингулярной личности, близко к силам Прежних и Инсеков.

Как лихо я сражался с гвардейцами в этом самом городе…

Но теперь я не просто я.

Нас стало больше.

В дверях возник танцор. Он появился так быстро, словно материализовался из воздуха. Неподвижное белое лицо с застывшими в полуулыбке тонкими чертами уставилось на меня.

Я-мы смотрел на танцора и скапливающихся за ним «тюменских мышей».

Передние и боковые руки танцора протянулись ко мне. Из кончиков пальцев выхлестнулись тонкие, будто стилеты, силовые лезвия.

Потом танцор переместился к нам, вращаясь в стремительном фуэте. Все шесть рук ударили по мне, лезвия пронзили тело, танцор замедлился и остановился, выжидая.

Я-мы перевёл взгляд на чистильщика.

Две женские ДНК, краб и опоссум. Господи, зачем опоссум-то? Чтобы откуда-то взять мех? Краб — понятно, краб отвечал за короткие клешни у рта. Удивительно мерзкая биоформа.

Фрагменты чистильщика затряслись и превратились в белую слизь.

— Kuka sinä olet? ^[7] — спросил танцор. У него чуть-чуть шевелились губы, как у хорошей куклы.

Почему-то я-мы раньше не думал, что он умеет говорить — нормально, ртом, как люди. Хотя почему бы и нет?

Этот язык снова был мне-нам незнаком, но это не мешало.

— Melkein ainutlaatuinen persoonallisuus, ^[8] — ответил я-мы, потому что любой вопрос заслуживает ответа.

Подошёл к танцору и обнял его, краем сознания ощущая, как силовые лезвия беспомощно пронзают моё тело.

Танцор смялся, как надувная кукла, из которой выпустили воздух. И рухнул на пол двумя обнаженными телами, покрытыми клочьями слизи и сгустками крови. Девушка и парень. Странно, я-мы думал, их будет трое…

Ах, да!

Считать надо по общему количеству конечностей! Вот как они управляются.

Парень захныкал, прижимая ладони к лицу. Девушка вздрагивала, молчала, молотила воздух руками и ногами.

«Не убивай их», — попросила Милана.

«Скорее всего, их убьёт нервный шок», — сказала Дарина.

Карир молчал. Но где-то в своём плане существования он тоже просил не убивать.

Я-мы перешагнул через тела и пошёл к дверям. Остатки чистильщика хлюпали под ногами. В двери ввалился стельщик, мгновенно оценил происходящее и затоптался, неуклюже разворачиваясь.

Мимолётно подумав, что вампироподобные биоформы не имеют права существовать, я-мы превратил его в пар и прошёл насквозь.

«Мне немного их жалко», — сказала Милана.

«Не думай, что мы неуязвимы», — ответила Дарина.

«Твой смысл… он же в любви и понимании… — сказал я. — Ты знаешь, что нам придётся сделать. Уверена, что мы сохраним целостность?»

«Не путай любовь и глупость, — сказала Милана. — Иди, я покажу».

Я-мы двинулся по улице — в сторону портала. Я-мы уже чувствовал потоки энергии, собирающиеся на грани пространства, чтобы открыть огромный проход к Ровиану.

«Сверни направо», — попросила Милана.

Я-мы повернул в узкий переулок.

И увидел тела.

Два взрослых и одиннадцать детских.

Воспитатели уводили детей из детского сада, но им встретился панцер. Эта биоформа не питается органикой, но любит её уничтожать.

«Любовь и понимание, — сказала Милана. — Да. Но я не люблю то, что нельзя понять».

Я-мы знал, что она каким-то образом блокирует Карира, словно заслоняет ему глаза ладонью. Но всё равно отвернулся и пошёл дальше к порталу.

Да, мир стал другим, совсем другим, и мне ещё придётся разбираться с этим.

Теперь я-мы слышал Форт — ледяные ветра-символы, несущиеся над городом. Чувствовал каждую биоформу врагов.

И ощущал два раскалённых пятна, тлеющих возле портала. Я-мы не мог их разглядеть, это было словно смотреть на сварку, но я знал, что они такое.

«Кто ты?» — донеслось от одного из огней.

Я-мы узнал этот голос.

«А как ты думаешь, Мод?»

Пауза.

«Высший? Ты не вправе вмешиваться, мы не нарушаем правил!»

«Мы не Высший, — ответил я-мы. — Мы человек в предсингулярной форме».

«Невозможно, — отозвалась Мод. — Но если это так, то у нас есть основа для переговоров».

Несколько секунд я-мы обдумывали сказанное.

С достоверностью близкой к абсолютной Мод собиралась тянуть время.

«Основы для переговоров нет, — ответил я-мы. — Мы идем вас убивать».

Давайте я вам объясню.

Или хотя бы попробую объяснить, потому что это почти так же сложно, как рассказывать про цвета слепому или про звуки глухому. Я знаю, что люди способны так или иначе понимать абстрактные вещи, которые не воспринимают своими органами чувств, ну или заменять одни каналы информации другими. Один мой знакомый, у него абсолютный музыкальный слух, говорил, что он слышит звуки цветными.

Представляете?

Слышит — цветными!

Приятель сказал тогда, что это нельзя понять, если сам не испытывал, что это такое редкое состояние психики, почти болезнь — «синестезия».