Онлайн книга «Чикатило. Зверь в клетке»
|
– Тварь! – сказал, будто сплюнул, Липягин, выключил телевизор и потянулся за бутылкой. * * * Стоял тот ранний утренний час, когда город спал, и на улицах появлялись разве что шаркающие метлами дворники. Витвицкий медленно брел по тротуару, мимо закрытого еще гастронома, мимо стенда с газетами. Газеты пестрели громкими заголовками, по законам новой журналистской моды привлекая внимание: «“Ростовский потрошитель” пойман!» «Кровавый маньяк за решеткой». Витвицкий остановился, принялся читать фамилии тех, кто ловил Чикатило: Брагин, Кесаев, Ковалев, Горюнов, Липягин… Буквы поплыли перед глазами. Все правильно, у каждой победы есть свои герои. Как правило те, кто заметнее, или те, кто вовремя подсуетился. Виталий Иннокентьевич несколько долгих мгновений стоял перед стендом, затем, повинуясь внезапному порыву, сорвал с него одну из газет, с ненавистью скомкал, но на этом запал его иссяк, и капитан так и побрел дальше с газетным комком в руке. Дойдя до арки, он свернул во двор. 14 февраля 1994 года Чикатило проснулся и открыл глаза. Он, размечтавшись, лежал на койке. Одиночную камеру заливало утреннее солнце, пробивающееся сквозь решетку. На полу лежали солнечные квадраты. По ним, как по классикам, прыгала на одной ноге девочка в пальтишке. Чикатило пригляделся и быстро облизнул губы. Девочку звали Леночка, и ее не могло здесь быть. Она умерла в далеком семьдесят восьмом году. Сколько ей было тогда? Девять? Сколько ей было бы сейчас? Заскрежетал ключ в замке. Чикатило перевел взгляд на дверь, быстро посмотрел на солнечные квадраты на полу, но Леночки уже не было. Нелепое видение. Распахнулась дверь, в камеру вошли конвоиры и прокурор. Лица у них были серьезные, без эмоций и никак не сочетались с солнечным утром. – Чикатило Андрей Романович? – официально произнес прокурор. Чикатило сел на койке, ощупью нашарил на столике очки, надел. В отличие от Леночки, эти визитеры выглядели более чем реально. – Кто вы? Что вам нужно? – спросил он. – Одевайтесь. Вы поедете с нами, – сказал прокурор. – Куда? Зачем? А? – непонимающе завертел головой Чикатило, пытаясь разом охватить взглядом лица всех вошедших в камеру людей. – Вы подавали прошение о помиловании? – уточнил прокурор. – По вашему делу есть ответ. Сказанное дошло до него не сразу. «Прошение о помиловании», «есть ответ». Он встал и принялся торопливо одеваться. Вдруг замер, натягивая штаны. – А какой ответ? Журналистка… Алена, она обещала… – Вы все узнаете, – сухо сказал прокурор. – Пойдемте. Чикатило поспешно надел робу, застегнул пуговицы и направился к двери, аккуратно обходя солнечные квадраты на полу. Прокурор вышел первым, за ним конвоиры. Уже в дверях на пороге, последним выходя из камеры, повинуясь какому-то неведомому порыву, он обернулся. Леночка снова стояла на солнечных квадратах, только теперь она перестала прыгать и пристально смотрела на своего убийцу. – Руки за спину! Чикатило вздрогнул, заложил руки за спину и вышел из камеры. С лязгом закрылась дверь. На столе в камере осталась лежать газета с его интервью, некоторые строчки в котором были подчеркнуты карандашом. * * * Посреди двора стоял «уазик» с зарешеченным отсеком для перевозки преступников. Конвоиры вывели Чикатило, следом вышел прокурор. Один из конвоиров подошел к машине, отпер зарешеченную дверцу: – Осужденный Чикатило, в машину! Чикатило полез было внутрь. – Дедушка Андрей! – сзади прозвучал детский голос. Чикатило обернулся, запнулся. У дверей СИЗО стояла Леночка, голова ее была повернута к нему, будто девочка хотела посмотреть на своего убийцу, но увидеть его она не могла: глаза были завязаны. Он сглотнул. – А у вас правда дома целая коробка жвачки есть? – невинно спросила она. Чикатило поспешно полез в машину, но запнулся о порожек и чуть не упал. Конвоиры подхватили под локти, помогли влезть. Дверь в отсек для заключенных захлопнулась. Конвоиры и прокурор сели в «уазик», и машина выехала со двора СИЗО. Чикатило посмотрел назад сквозь зарешеченное окошко. Леночка стояла все так же, посреди двора, продолжая смотреть вслед уезжающей машине завязанными глазами. * * * Витвицкий неспешно шел через двор с газетой в руке. Он привычно остановился под деревом и посмотрел на окна коммуналки Овсянниковой. Что он хотел увидеть там, в окнах нежилой комнаты? Зачем он пришел сюда вновь? Ответов не было. Капитан сел на скамейку, так и не выпустив из рук дурацкую газету, и снова с надеждой поглядел на окна. Артист Боярский не зря пел: «Все пройдет – и печаль, и радость». Все действительно прошло. Пора перестать врать себе. Пора возвращаться в Москву. Виталий Иннокентьевич уже собрался было встать и уйти, когда в утренней тишине раздалось легкое постукивание женских каблучков. Витвицкий обернулся и едва не задохнулся от нахлынувших эмоций. Через двор шла Ирина Овсянникова. В плаще, беретике, с небольшим дорожным чемоданчиком в руках. У нее было усталое лицо человека, не спавшего ночь. Капитан встал со скамейки, окликнул внезапно охрипшим голосом: – Ира… Она подошла ближе, остановилась. Он бросился к ней, обнял. Ирина не оттолкнула. Он улыбнулся этому, попытался поцеловать, но она чуть отстранилась. – Его поймали, да? – спросила тихо и просто. Виталий расправил газету, показал заголовок. Ира прочла, снова смяла газету, с ненавистью швырнула в урну. Витвицкий растерянно глядел на любимую женщину, не зная, чего от нее теперь ждать. Ира посмотрела на него и грустно улыбнулась: – Пойдем домой. 14 февраля 1994 года – Осужденный Чикатило, прямо, – холодно скомандовал конвоир. Чикатило переступил порог и вошел в большую комнату. У стены стоял стол, за ним сидели офицер охраны и врач. Присутствие последнего добавило Чикатило тревоги. Прокурор и конвоиры вошли следом. Тихо хлопнула дверь. Прокурор прошел вперед и присоединился к сидящим за столом. Чикатило по-прежнему стоял посреди комнаты, не зная, как себя вести. – Осужденный Чикатило, вы подавали прошение о помиловании на имя президента Российской Федерации Ельцина Бориса Николаевича, – официально-монотонно забубнил прокурор. – Подавал! – оживился Чикатило. – Мне не хочется уходить из жизни, оставлять мою жену – подругу тяжелых многих лет, больную, беспомощную, она не переживет. Три года пытаются внушить мне и всему мировому общественному мнению, что Чикатило – преступник, насильник, убийца, людоед… |