Книга Стирая границы, страница 43 – Симона Элкелес

– Когда я умру, принеси мне парочку тех тамалес Лолы, пожалуйста. Я точно вернусь из мертвых ради них.

Я смеюсь.

– Будет сделано, мистер Америка.

Он усаживается поудобнее.

– Одну вещь я ненавижу в Мексике и на юге.

– Что? – спрашиваю я.

– Жару.

Я улыбаюсь.

– Большую часть времени я вообще ее не замечаю. Наверное, я так привыкла к ней, что даже о ней не думаю.

– А я вот думаю, когда начинаю потеть просто от того, что стою на солнце. Много думаю. Или в моей спальне в спортзале, где нет даже ветерка, чтобы хоть как-то развеять постоянную духоту. В Чикаго лето было ужасным, но зима и снег это сглаживали.

Все три часа езды мы болтаем. Пока мы делимся историями о себе, я чувствую себя ближе к нему, чем раньше. Наш разговор не замирает ни на секунду, пока я говорю о своих родителях и сестрах. Он смеется, когда я рассказываю о том, как думала, что кто-то прячется под моей кроватью по ночам. Я ужасно боялась, что, если слезу с кровати, из-под нее высунется рука и схватит меня.

Он рассказывает мне о матери и об их отдаленности. Она алкоголичка и много пьет, чтобы заглушить боль, через которую проходит, и Райан чувствует себя покинутым. Я вижу, как опускаются его плечи, когда он ее упоминает.

Когда он открывается, с ним легко говорить. Если бы он чаще ослаблял свою защиту… но я знаю, что в прошлом его часто отвергали, и поэтому теперь он закрывается. Стала ли я ближе к нему теперь, когда поделилась историями своей жизни?

Я протягиваю ладонь и кладу ее рядом с его ногой. Возьмет ли он меня за руку? Жаждет ли он прикасаться ко мне так же, как я к нему? Я оставляю руку там и смотрю в лобовое стекло, осматривая окрестности, людей и машины, мимо которых мы проезжаем.

Он поднимает свободную руку, и я жду, что он возьмет мою, но он этого не делает. Вместо этого он запускает руку мне в волосы и гладит меня по затылку большим пальцем. Этот жест разжигает мои чувства. Это так приятно.

– Мне нравятся твои кучерявые волосы, – говорит он, а потом пропускает их через пальцы.

– Они слишком непослушные и пушистые, – говорю я.

– Не-а. Они идеальные.

Его слова остаются у меня как личный подарок, который я буду хранить вечно.

Я говорю Райану съехать с шоссе и направляться в Туланко, город, где живет моя бабушка.

– Не жди, что она живет на каком-то огромном ранчо, – говорю я Райану.

– На маленьком ранчо? – спрашивает он.

– Скорее, это вообще не ранчо. Если моргнешь, то пропустишь его.

Когда мы подъезжаем к дому бабули, я вижу, как замешательство на лице Райана сменяется удивлением. Ее ранчо – всего лишь маленький дом с одной спальней и причудливым садом. Я помню это место из детства. Папа, бывало, привозил нас сюда на выходные, и я помогала сажать цветы и травы в саду.

– Не может быть, что твоя бабушка здесь живет, – говорит Райан.

– Почему ты так говоришь?

Он смотрит на меня так, словно я сошла с ума.

– Ты вообще видела особняк, в котором живешь, Далила?

– Может, ей нравится жить здесь, – говорю я ему. – Не всем хочется жить, как…

– Принцесса, – заканчивает он за меня.

Я игриво пихаю его в живот.

– Нет. Я имею в виду жить с современными удобствами. ¡Abuelita! – кричу я, когда она появляется в дверях и вскрикивает от восторга, завидев меня.

Моя бабуля, может, и крошечная и невысокая, но она крепче любой известной мне женщины. На ней свободный сарафан, напоминающий флаг, развевающийся на ветру.

– ¡Bienvenidos ^[72], mija! – говорит она и бежит ко мне с теплой, нежной улыбкой на лице и такими крепкими объятиями, что я гадаю, как в такой маленькой женщине может быть так много силы. Один взгляд на нее успокаивает часть меня, которая никак не может найти себе место.

– Él es uno de mis amigos ^[73], Райан, – говорю я ей, показывая на своего спутника.

Бабушка Кармела широко раскидывает руки, потом берет лицо Райана в ладони и целует его в обе щеки.

– Gracias por traer a mi nieta a visitarme ^[74], – говорит она, а потом снова целует его в обе щеки в знак бесконечной благодарности.

– Она благодарит тебя за то, что привез меня к ней, – объясняю я Райану, в то время как бабушка Кармела возвращается в дом и зовет нас к ней присоединиться. – Как твой испанский?

– На уровне годовалого ребенка, – отвечает он. – А что?

– Она не говорит по-английски. Ладно, пойдем внутрь. – Находиться здесь так приятно, словно моя душа исцеляется. Иногда «Ла Хоя де Сандоваль» кажется подделкой. Мои предки жили в этом городе много поколений, и мои корни здесь глубже, чем где-либо еще.

Райан отступает назад, наблюдая за веселой, бодрой походкой бабушки Кармелы.

– Что? – спрашиваю я и указываю на входную дверь. – Она хочет, чтобы мы пошли за ней.

Его челюсти сжаты, глаза слегка прищурены.

– Она не больна.

Громко вздохнув, я отвечаю:

– Она стара.

– Ты, черт побери, соврала мне, Далила. Ты сказала, что она на смертном одре и тебе нужно попрощаться.

– Технически ты прав. Но…

Он хватает меня за руку и притягивает к себе, его глаза пронзают меня, словно ищут какую-то правду.

– О чем еще ты мне врешь, а? Говори.

– Я не соврала. Я манипулировала.

– Это то же самое, – резко отвечает он.

Мне нужно это исправить, но я не знаю, как. Если я открою правду, не бросит ли он меня?

Райан

Я не зайду в дом бабушки Далилы, пока не получу ответы. Может, эта женщина и старая, но она точно не на смертном одре. Я даже сомневаюсь, что она простужена, и уж явно ее не убивает какой-то изнуряющий недуг.

Далила пожимает плечами в смущении.

– Ну, она действительно старая.

– Ты сказала, что она умирает, – цежу я сквозь сжатые зубы. – Ты четко сказала, что хочешь приехать и попрощаться.

– Ладно, признаюсь. Я соврала. Когда ты сказал, что будешь в долгу у человека, который познакомит тебя с Камачо, я позвонила ему. Я берегла это одолжение до того момента, когда ты мне понадобишься. – Слова покидают ее уста, но я не слышу сожаления. – Не понимаю, почему ты так злишься. – Она раздраженно взмахивает руками.