Книга Стирая границы, страница 45 – Симона Элкелес

Далила поднимает нож и спрашивает о нем свою бабушку.

– Она говорит, ее прадедушка сделал его после войны и вырезал свои инициалы на нем. Зеленые изумруды символизируют хороший урожай, а красные рубины – кровь и слезы, без которых не обходится никакой усердный труд. Готовить с ним – к удаче.

Я изучаю заднюю часть рукоятки. На ней вырезаны буквы «ПХ». Я гадаю, каково иметь семейные реликвии, что-то ценное, принадлежавшее кому-то до тебя. У меня ничего нет от предков, чтобы чувствовать связь с ними.

– Классный нож, – говорю я ей. – Уверен, если бы он мог говорить, то рассказал бы интересные истории.

– Ага. – Далила трогает кончик ножа, но быстро отдергивает руку. – Ой! Острый.

– Осторожнее, – говорю я и забираю у нее нож. Я насаживаю на него кусочек какого-то блюда с жареным мясом. Попробовав, я ощущаю взрыв вкуса и жалею, что не смогу взять немного домой.

Абуэла Кармела продолжает говорить со мной, словно я понимаю каждое слово.

– Что она говорит? – спрашиваю я.

– Ничего.

Я поднимаю бровь.

– Ладно, – наконец, отвечает Далила. – Она говорит, что у тебя добрые глаза и что, должно быть, у тебя светлая душа.

Я засовываю еще один кусок жареного мяса в рот.

– Прости, что сообщаю тебе об этом, но твоя абуэла слепая.

– Она не слепая.

– У меня не добрые глаза. И моя душа достаточно черна. Возможно, ты сглазила свою бабулю, когда сказала, что она смертельно больна. Ее точно плохо информировали.

Она целится в меня куском еды.

– Судьба свела нас вместе. Ты не думал, что я могу помочь тебе с твоей темной душой?

Я ловлю кусок и отправляю в рот.

– Помочь чем? Едой? – Темная часть моей души знает, что я должен оттолкнуть ее. – И нас свела не судьба. Это был концерт панк-рока. А сейчас твоя нужда – разобраться в делах своей семьи.

– Ты прав. – Лицо Далилы становится серьезным. Настроение сразу же меняется.

– ¿Pasa algo ^[78]? – спрашивает абуэла Кармела.

Сделав глубокий вздох, Далила достает открытое письмо из кармана и протягивает его бабушке. Женщина только бросает на него взгляд, и выражение ее лица становится таким же, как у Далилы. Они разговаривают на испанском, поэтому я понятия не имею, о чем они говорят, но что-то из сказанного расстраивает Далилу так сильно, что она не выдерживает и к ее глазам подступают слезы.

– Что случилось? – спрашиваю я.

Далила поднимает на меня взгляд, и слезы текут по ее щекам.

– Она сказала, что мой отец был замешан в каком-то теневом бизнесе, не связанным с судебными делами. Когда она спросила его об этом, он не стал отрицать. Мой отец не лучше своих клиентов.

В порыве эмоций Далила отталкивает стул и выбегает.

Я собираюсь пойти за ней, когда абуэла Кармела касается моей руки. Она показывает на себя. Она хочет, чтобы я остался здесь, пока она поговорит с внучкой.

Я выглядываю из окна гостиной и вижу, что Далила сидит на земле, положив голову на руки. Бабушка потирает ее спину, успокаивая. Часть меня хочет выбежать, встать перед девушкой на колени и сказать, что я буду ее героем, который защитит ее от всего.

Я больше не могу врать себе. Далила мне очень дорога. Больше, чем должна быть, и больше, чем я хотел бы.

Далила

Все это выводит меня из себя, а правда об участии отца в нелегальной деятельности картелей становится слишком реальной. Абуэла Кармела гладит меня по спине и убеждает, что все будет хорошо.

Но не будет.

Она берет меня за руку и рассказывает, как в ее времена все усердно работали, чтобы у них на столе была еда и не приходилось покупать продукты у других. Но дело не только в этом. Она заметила, что люди, с которыми работал и общался папа, были против всего, во что верила она. Папа сказал, что он делает то, что должен, а ей стоит заняться своими делами. С тех пор абуэла Кармела не появлялась в «Ла Хоя де Сандоваль».

Сама стыдясь своих слов, я спрашиваю, не думает ли она, что папа связан с новым картелем «Лос Рейес дель Норте».

– Ojalá supiera ^[79], – говорит она, и грусть омрачает ее доброе лицо.

Она не знает.

Но я вижу, она подозревает, что он еще сильнее ввязывается во все это.

– Aveces es mejor ser ignorante ^[80], mija.

Иногда, может, лучше и не знать, но я не хочу отводить глаза и притворяться, что вокруг меня не происходит ничего такого.

– Мы можем поговорить?

Я поворачиваюсь к Райану, стоящему позади меня, и быстро вытираю слезы, бегущие по щекам.

– Конечно.

Абуэла Кармела возвращается в дом, советуя мне положиться на него. Она оставляет нас одних, хотя мне не хочется разговаривать.

Райан протягивает руку. Я хмурюсь, уставившись на нее.

– Чего ты хочешь?

– Возьми меня за руку, – говорит он. Когда я так и поступаю, то ощущаю тепло и силу его прикосновения, пока он поднимает меня на ноги. – Пройдемся.

Я вытираю слезы свободной рукой, ненавидя это ощущение одиночества.

– Думаю, тебе лучше держаться подальше от меня, Райан. Очень-очень далеко.

– Ну, этого не произойдет, Далила. Просто пройдись со мной.

Он ведет меня за руку от дома абуэлы Кармелы. Мы идем пару минут, пробираясь через холмистую, покрытую травой землю с выпирающими ростками, которая всегда помогала мне чувствовать себя свободной и живой.

– Мне жаль, что ты расстроена, – наконец говорит он, пиная камень, который катится по дорожке из булыжника, ведущей к сараю.

Беспокойство из-за отца слишком ощутимое и всепоглощающее.

Он останавливается и поворачивается ко мне.

– Я с тобой, ты знаешь.

– Нет, не со мной. Я одна. Ты сам сказал, что мы не можем быть вместе и тебе нужно сосредоточиться на боксе.

– Я думал, что нельзя иметь и то и другое. – Он делает глубокий вдох. – Ты должна понять, что я был бесчувственным очень долго, Далила. И я лишь хотел доказать, что хоть в чем-то хорош, чтобы моя мама любила меня и не жалела, что я родился. Но, когда я увидел, как ты плачешь, что-то во мне проснулось. – Он сглотнул. – Что, если мы будем вместе?