Книга Позолота, страница 40 – Марисса Мейер

– Ханс, ну зачем ты вылез? – упрекнул его Фриш. – Я уж лучше в тишине посижу, чем услышу еще хоть строчку этой скукотищи.

– Раз уж Фриш говорит, что лучше тишина, – засмеялась Анна, – это что-то да значит. Передайте мне солому, пожалуйста!

Солома. Серильда рассеянно наблюдала, как Никель протянул Анне несколько пучков, и девочка начала набивать большую куклу из мешковины. Закрыв книгу, Серильда наклонилась вперед, чтобы лучше видеть, чем заняты дети. К Дню Эострига ученики школы по традиции делали чучела, которые на празднике будут символизировать семерых богов. Два дня спустя у них были почти готовы трое: Эостриг, бог весны и плодородия; Тирр, бог войны и охоты; и Сольвильда, богиня неба и моря. Теперь они работали над Велосом, богом смерти и мудрости.

Впрочем, на этом этапе он еще не был похож на бога – лишь несколько мешков из-под зерна, набитых листьями и соломой и связанных вместе, чтобы напоминать тело. Но постепенно он начал обретать форму, вместо ног и рук у него были ветки, вместо глаз – пуговицы.

В день праздника семь фигур провозили через весь город, украсив одуванчиками, побегами гусиного лука и первоцветами. Затем их расставляли вокруг липы на городской площади, и оттуда боги наблюдали за пиршеством и танцами, а к их ногам возлагали сладости и душистые травы – все, чтобы урожай был хорошим. Однако Серильда видела немало неурожайных лет и знала, что боги не так уж отзывчивы.

С равноденствием связывали много примет и суеверий, но она не очень в них верила. Она сомневалась, что если коснуться Велоса левой рукой, то накличешь в наступающем году чуму на свой дом, а если подарить Эостригу примулу с лепестками в форме сердечек и солнечно-желтыми серединками, то в семье будет много детей.

В такие дни Серильда старалась не обращать внимания на шепотки, которые слышались со всех сторон, куда бы она ни пошла. Люди говорили: лучше бы не пускать на праздник дочку мельника. Если она появится, обязательно принесет несчастье. Кое-кому даже хватало храбрости – или грубости – говорить ей это в лицо, впрочем, прикидываясь, что это для ее же блага. «А хорошо бы тебе провести вечерок дома, а, Серильдочка? И для тебя лучше, и для нас…»

Но чаще люди судачили у нее за спиной, вспоминая, как три года назад она явилась на праздник, а потом все лето стояла засуха. А помните тот ужасный год? Девчонке было-то всего семь лет! И месяца не прошло, как хворь унесла, почитай, половину домашней скотины.

И неважно было, что в другие годы посещение Серильдой праздника оставалось без каких бы то ни было ужасных последствий.

Она старалась не слушать – так велел ей в детстве отец, так поступала она всегда. Но делать это теперь становилось все труднее. Что если она действительно приносит несчастье?

– Ты отлично потрудился, – сказала Серильда Никелю, глядя на пуговицы, которые он крепко пришил к голове Велоса: один глаз черный, другой коричневый. – А тут что случилось?

Она указала на щеку тряпичного бога – ткань была разрезана и кое-как зашита черной ниткой.

– Это шрам, – пояснил Фриш, откидывая светлые волосы. – Я решил, что бог смерти наверняка участвовал во всяких драках и побоищах. Он должен выглядеть крутым воином.

– Есть еще лента? – спросил Никель. Он пытался сшить плащ из обрезков старых полотенец.

– У меня осталось немного корсажной ленты, – Анна протянула ему моток, – но это последняя.

– Мне хватит.

– Герди, ты что! – воскликнул Ханс, выхватывая кисть из рук девочки. Она подняла на него удивленные глаза.

На лице бога красовалось темное красное размазанное пятно – рот.

– Теперь он похож на девочку, – возмутился Ханс.

Гердрут покраснела от смущения и повернулась к Серильде.

– А Велос – мальчик?

– Может им быть, если захочет, – сказала Серильда. – Но иногда он бывает девушкой. Этот бог может быть и мальчиком, и девочкой… А иногда он не то и не другое.

Гердрут непонимающе нахмурилась, и Серильда поняла, что только всех запутала. Она усмехнулась.

– Взгляните на это так. Мы, смертные, сами себя ограничиваем. Думаем – вот Ханс, мальчик, значит, должен работать в поле. Анна – девочка, и должна прясть пряжу.

Анна испустила стон отвращения.

– Но, если бы вы были богами, – продолжала Серильда, – стали бы вы себя ограничивать? Конечно, нет. Вы могли бы быть кем угодно.

Лицо Гердрут прояснилось.

– Я хочу научиться прясть, – объявила она. – Мне кажется, это весело.

– Это ты сейчас так говоришь, – буркнула Анна.

– Ничего плохого в этом ремесле нет, – сказала Серильда. – Многим нравится. Но ведь это не обязательно работа только для девочек. Лучший прядильщик, какого я знаю, – это мальчик.

– Правда? – удивилась Анна. – Кто же это?

Велико было искушение все рассказать детям. За последние недели Серильда поведала им множество историй о своих приключениях в замке с привидениями, и вымысла в них было куда больше, чем правды. Но ни словечком не обмолвилась она о Злате и его золотой пряже. Эта тайна казалось ей слишком драгоценной.

– Ты его никогда не видела, – пробормотала она наконец. – Он живет в другом городе.

Видимо, ответ оказался достаточно скучным… и правдоподобным. Дети не потребовали подробностей.

– Мне кажется, я бы хорошо прял.

Слова прозвучали так тихо, что остались почти незамеченными. Даже Серильде потребовалось некоторое время, чтобы понять: это сказал Никель, который, опустив голову, аккуратными стежками сшивал плащ.

Фриш в ужасе уставился на близнеца. Серильда уже хотела броситься на защиту Никеля, пока его брат не выпалил какую-нибудь глупую дразнилку. Но Фриш не стал дразнить брата, а просто криво улыбнулся.

– Думаю, у тебя может получиться… И уж точно лучше, чем у Анны!

Серильда закатила глаза.

– Ну, и что теперь делать с этим ртом? – спросил Ханс, сдвинув темные брови.

Все посмотрели на лицо чучела.

– А мне нравится, – первой сказала Анна, и Гердрут приободрилась.

– И мне тоже, – согласилась Серильда. – С такими губами и шрамом – по-моему, это лучший бог смерти, которого когда-либо видели в Мерхенфельде.

Пожав плечами, Ханс начал снова смешивать краски.

– Тебе нужен еще корень марены? – спросила Серильда.

– Этого, наверное, хватит, – ответил мальчик, проверяя густоту краски. А потом поднял глаза, и вид у него был озорной. – Я знаю, что ты можешь делать, пока мы работаем.

Серильда вздернула бровь. Дети тут же повеселели, раздался веселый хор их голосов:

– Да, расскажи нам сказку!

– Тише! – Серильда оглянулась на открытые двери школы. – Вы же знаете, как фрау Зауэр к этому относится.