Онлайн книга «Три цветка и две ели. Первый том»
|
– Давай, – согласилась Соолма. – Попытаемся… ________________ К вечеру Маргарита имела более-менее ясное представление о замке. Соолма рассказала ей, что она сама живет на четвертом этаже, в одной из двух гостевых спален, какие разделяла третья крошечная спаленка для какого-нибудь услужника или лекаря. Другую сторону четвертого этажа, над опочивальней герцогини, занимали покои графа, то есть первого сына-наследника, состоявшие из опочивальни графа и спальни с тремя кроватями, в какой жили друзья графа. Между графскими покоями и гостевыми, над светлицей, находилась проходная – просторнейшая зала с камином. В проходной, когда замок заполонялся гостями, тоже могли поставить кровати для гостей-мужчин. Пятый этаж отводился под склад ценных вещей с названием «хоромина», еще под большую гардеробную и спальню отроков, а также под спальню их воспитателя, ведь после семи лет сыновья герцога покидали детские покои и жили в суровых условиях общей спальни вместе со своими ровесниками. На шестом этаже находилось заброшенное помещение, где некогда держали соколов, а ныне «черт-те что». Седьмой низкий этаж отдали дозорным, и из него вырастала смотровая башня, но ее забором ограждала крыша чердака, в котором устроили второй склад для «черт-те что». В подвале донжона затаились: погреб, колодец с речной водой, сокровищница и узилище. Туда Соолма Маргарите спускаться не советовала, поскольку даже ей в подвале было страшно. Из тамбура можно было попасть в караульную, амбар, кладовую, поленницу и кухню, еще подняться по лестнице наверх левой пристройки донжона, в Оружейную залу, то есть мужскую гостиную, где герцоги совещались с друзьями-рыцарями или пировали с ними. Оружейную залу обрамляли с трех сторон ходовая дорожка и зубчатая ограда – эту дорожку со стрельницей звали балконом, и к нему как раз вела лестница из тамбура. По той же лестнице попадали сразу из тамбура на второй этаж пристройки, в длинную и пустую, примыкающую к обеденной залу для танцев – бальную. Открывали бальную залу изредка и обычно летом. Далее Соолма помогла Маргарите с розами: десять ящиков они разместили у окон на пятом этаже, один ящик вынесли на террасу, двенадцатый ящик Маргарита поставила у окна в своей спальне, отметив, что цветы уже вянут и надо срочно соединять черенки с корнями шиповника. А к обеду Соолма даже причесала баронессу Нолаонт: перевила ее волосы с вуалевым шарфом – и на плечи легли будто бы две пышные косы с воздушными хвостами. С такой прической, черным морионом во лбу да в изумрудном атласном платье Маргарита выглядела неотразимо. Правда, сперва она выбрала другой наряд, после чего осознала, что ее чрево еще выросло и про фиалково-синее платье стоит до родов забыть. Люти пришлось гладить два платья, вместо одного, и за это она вдоволь «поледянила» голубым взглядом пришлую баронессу, а та решила, что так ей и надо за проделки с лампой, – то есть они закрыли счета. Пока Маргарита искала подходящее облачение, то за неимением мебели она раскладывала одежду там, где получалось – и опочивальня герцогини быстро наводнилась пестротой из шелков и кружев. Платья растянулись на подиуме, с крючков для ламп свисали платки и вуали, эскоффионы, будто вазы, украшали окно, ларь и прикроватный стул. Рагнер, проходя к Маргарите через потайную дверь, даже присвистнул. – Надо Нёгена позвать… – загадочно произнес он. – Зачем? – А зачем ты парня мне тут портишь? Сперва волосами его пугаешь, затем в опочивальню манишь, а после еще и бельем своим глаз ему жжешь? Поженю вас, после всего, что между вами было. Невеста ты богатая – пусть сам увидит. Он согласится! – Понятно теперь, чего он убежал… – пробурчала Маргарита. – Какое еще белье? Кто белье сверху в ларь кладет? Платок мой головной там лежал. – Ты уже не оправдаешься… – улыбался Рагнер, сверкая зубами. – Ничего смешного! Всё тебе уже доложили! Все болтают, да? А ты тоже виноват – мог бы меня предупредить, что ему сюда нельзя зайти! – Было бы не так весело, – обнял он ее. – Нёген только мне одному сказал: он не болтун. Но нынче убежден, что ты распутница. Вот и… меня предупредил. А я его. – И что ты ему сказал? – насуплено спросила Маргарита. – Что не его нёгенское дело, распутница ты или нет. Еще посоветовал и дальше молчать как следует. – Спасибо, пусть хоть так… Хотя, зачем я тебя благодарю?! Ты же тоже виноват! Он молча потянул ее к двери. – Рагнер, я серьезно! – говорила Маргарита. – Тебе весело, а мне нет. Я ныне Нёгену в лицо смотреть не смогу, хотя ни в чем не виновата! – Вот и нечего на него глазеть, – продолжал посмеиваться Рагнер. Пройдя в светлицу и заметив необычную посуду в углу, он радостно изрек: – Может ты у меня и распутница, но какая же золотая! Нашла алхимическое добро для Вьёна в подарок к завтрашнему дню… Кстати, – спускаясь с Маргаритой по лестнице, добавил он, – там тебе не попадалась шкатулка с камушками, как галька? Я вроде в тот же сундук ее затолкал… – Нет. – Надо найти… Каждый камушек ценнее рубина. – Чем же это? – Если тебя отравят, то вернее снадобья нет… ________________ Обеденная преобразилась. Буфеты заполнились посудой из Рюдгксгафца, над скамьей хозяев замка появилась милейшая желто-синяя сень, в какой Маргарита не без удивления узнала шелка из своей спальни. Колпак камина «украсило» черное знамя с хихикающей Смертью и белым змеем – правда, без «подружек», горгулий да химер, оно смотрелось неуместно и страшно. Спустившись с лестницы, Рагнер и Маргарита оказались между двумя буфетными столами, с яствами и питьем, – их в Ларгосце ставили в пространство меж четырех колонн, на колоннах же висели масляные лампионы из черненого железа и горного хрусталя. Люди стояли кучками по зале, и Рагнер что-то им сказал, а Маргарита поздоровалась по-лодэтски. После чего герцог Раннор повел свою спутницу вправо, к пяти чашам для омовения рук, и держал он ее за правое плечо, как свою супругу. Народ в обеденной зале откровенно пялился на то, как чужеземка опускает руки в чаши. Маргарита уже привыкла. – Надо же… – шепнула она Рагнеру. – Желто-синие тряпки уже пристроили… – Конечно, – так же негромко ответил он ей. – Или ты думала, что я позволю выбросить любимые шелка моей мамочки? Оказалось, что в Ларгосце не молятся перед трапезой, да и руки в пяти чашах омывают лишь те, кто имеет места за белой скатертью; для остальных расставили у стен лоханки с простой водой. После того как хозяин и его гостья сели на нарядную скамью во главе стола, другие стали рассаживаться без церемоний и далеко не все мыли руки вообще. Ольвор развалился на стуле по правую руку Рагнера, как дорогой гость. Соолма соседствовала с Маргаритой. Эорик и Сиурт трапезничали среди охранителей за той частью стола, что была без скатерти. Свирепая Айада расположилась у ног хозяина и кровожадно облизывалась. |