
Онлайн книга «Девять жизней Роуз Наполитано»
– Покружись, Адди! – просит Джо. Адди кружится. Перья, приколотые к волосам, к вырезу на шее и юбке, колышутся и развеваются в воздухе. Срабатывают вспышки камер. Фотоаппараты у всех: у моей мамы, у родителей Люка, у него самого. Моя мама передает свой фотоаппарат папе: его очередь делать снимок. – Улыбнись дедушке! – говорит он, и Адди улыбается. У нее первый концерт, сегодня вечером все пришли в маленький театр, где девочки танцевали от души, не попадая ритм, и это делало представление еще более милым. Адди была в костюме лебедя. Мама вновь забирает камеру у отца. – Покажи лебедя, Адди! Дочь машет руками – не слишком-то грациозно, опять сверкают вспышки. Нэнси достает телефон и принимается снимать видео. Адди кружится еще, вызывая всеобщий восторг. Люк поворачивается ко мне и с добродушным видом качает головой: «Ну что поделаешь с этими сумасшедшими дедушками и бабушками». В ответ я пожимаю плечами и сконфуженно улыбаюсь. Адди – великий объединяющий фактор нашей семьи. Миротворец. Можно сказать, Организация Объединенных Наций. Вдруг она зевает – широко, громко. Все смеются. – Кажется, лебедям пора спать, – шутит Люк и поднимает нашу дочь на руки. – Нет, папочка, – протестует она, но глаза уже сонные. – Какая милашка, – говорит мне Нэнси, будто считает, что я и в самом деле ращу дочь правильно. Наслаждаюсь одобрением свекрови. Моя мама кивает, но бросает на меня быстрый внимательный взгляд. Она знает, что между мной и родителями Люка все еще натянутые отношения. Мы разговариваем об этом бесконечно. Я улыбаюсь в ответ: все хорошо. Выходим из театра. Джо и папа идут позади, беседуют. Слышу обрывки их разговора: свекор расспрашивает моего отца о его бизнесе. Мама и Нэнси идут впереди нас с Люком, но я не знаю, что они обсуждают. Бабушки то и дело оборачиваются взглянуть на Адди, которая дремлет на отцовском плече. Наверное, речь о ней. В таким минуты я думаю, как мне повезло, что этот крошечный человечек появился в нашей жизни и связал нас всех крепкими узами. Стараюсь не представлять, как легко было бы их разорвать. Разок дернешь – и они лопнут. Но хоть я все еще не знала, как относиться к свекрам, в глубине души была им очень благодарна. Может быть. Иногда. Не знаю. Порой я думаю про себя: если бы Нэнси и Джо не были так одержимы мыслью, что у их сына должен родиться ребенок, не настаивали, чтобы я его родила, возможно, Адди не появилась бы на свет. Возможно, ее бы у нас не было. У меня бы ее не было. Если бы родители Люка не уговорили сына передумать, а он не уговорил бы меня, дочка не стояла бы здесь в костюмчике лебедя, очаровывая всех нас. Очаровывая меня, женщину, которой вовсе не хотелось, чтобы ее очаровывал ребенок, по крайней мере ее собственный. Но есть и другие дни, которых много. В эти дни злость, что я испытываю к свекрам, выползает из крошечной пещерки в моем мозгу, и я понимаю: мне хочется высказать им прямо в лицо все, что запретил говорить муж. И тогда я думаю: «Прощу ли я их когда-нибудь? Или гнев на них будет вечно отравлять мне жизнь с Люком?» * * * – Роуз, мы хотим с тобой поговорить… – Джо сказал это первым, именно он начал беседу от их с Нэнси имени много лет назад. Мы вчетвером ужинали в очень хорошем ресторане. – О чем? – спросила я, посмотрев на Люка. Муж упрямо отводил глаза, уставясь в свою тарелку и сосредоточенно разрезая курицу. К тому времени мы уже были женаты несколько лет. Мои отношения с родителями Люка портились, да и наши с ним тоже. Каждый раз, когда муж хотел погостить в родном доме, я все сильнее противилась визиту. После начала придумывать отговорки: слишком много работы, есть планы с Джилл, приезжает Райя, отец приглашает поужинать только с ним вдвоем на выходных. Я не желала видеть семью Люка, особенно Нэнси. Наше общение стало неловким. Она всегда делала замечания о том, какая я умная. Звучало мило, да только Нэнси обязательно добавляла: это означает, что наши с Люком дети тоже будут умными. Затем начались расспросы: когда же я забеременею, когда, когда? Она спрашивала об этом, зная, что мы не собираемся заводить ребенка. Джо вытер руки о салфетку, которая лежала у него на коленях. – Поговорить с вами обоими, – уточнил он. – О детях. Люк вздохнул и отложил приборы на край тарелки. – Папа… – Это было сказано как предупреждение. Нэнси сжала руку сына: подожди, дай отцу закончить. – Мы переживаем, что вы совершаете ошибку, – продолжил Джо. Вероятно, обращался он к нам обоим, но смотрел только на меня. – Мы знаем, решение не заводить ребенка – ошибочное. Вы о нем пожалеете. Пожалеете, но будет слишком поздно. И что же тогда? Я покачала головой. Мне не хотелось разговаривать об этом за ужином в ресторане. Вообще не хотелось об этом разговаривать. Мне нужно было, чтобы свекры уважали мое решение – наше с Люком решение. Когда во время общения со мной Нэнси бросала реплики, дескать, со временем я передумаю, – это одно. И совсем другое – вмешиваться в дела. Будто нам требовалось искать пути решения этой проблемы – отсутствия детей, – как-то лечиться, исцеляться. – Я не буду рожать, – заявила я, складывая салфетку и убирая на стол. – Это не ваше дело. Наше решение касается только нас с Люком и больше никого. – Я сделала глубокий вдох. – Поверить не могу: вы посмели сказать, что из-за меня ваш сын пожалеет о своем выборе. – Я вовсе не то… – начал отец Люка. – Нет, но это подразумевалось. – Роуз… – умоляющим тоном произнес мой муж. – Просто послушай родителей. Выслушай их. Я посмотрела на Люка. Так и хотелось взять его и встряхнуть. Почему он это не прекратит? Почему позволяет своим родителям так обращаться с нами, обращаться со мной? Кровь вскипела, кожа стала не просто теплой – горячей. Не потому ли Люк умолял, что сам чувствовал то же самое? Я сглотнула комок в горле. Они сговорились у меня за спиной? – Я не желаю ничего выслушивать, Люк. Зачем это мне? А тебе зачем? – Я встала. Стул качнулся, но потом выпрямился. – Не расстраивайся, – принялась увещевать Нэнси. – Мы просто хотим поговорить. – Сядь, Роуз, – сказал Люк. Я проигнорировала его. – Вы знаете, какова моя позиция, знаете много лет. Почему никто не уважает мое мнение? – уже громче воскликнула я. Сидевшие за столиками поблизости посетители начали поворачиваться в нашу сторону. – Почему никто не уважает меня? Почему нельзя просто оставить меня в покое? – Мы тебя уважаем, – сказал Джо. – Как вы можете говорить такое? – Перед глазами все расплывалось. В глубине души я догадывалась, что реагирую чересчур бурно, но не могла контролировать прилив ярости. Я устала от давления, которое обрушилось на меня со всех сторон, едва мы с Люком успели отойти от алтаря. Я поднялась и задвинула стул на место. – Я ухожу. |