Книга Девять жизней Роуз Наполитано, страница 38 – Донна Фрейтас

Единственное, что удерживает меня в здравом рассудке, – это Томас. Когда он ушел из кафе, я не знала, увидимся ли мы вновь. За две недели – ни слова. Но потом, в конце весеннего семестра, пришло длинное и душераздирающее письмо. Томас написал, что знает: происходящее неправильно, но не может перестать обо мне думать и хочет продолжать видеться несмотря ни на что. Облегчение, что накрыло меня в тот день, было почти таким же сильным, как любовь, которой я позже прониклась к Адди. Я пообещала Томасу больше никогда не лгать и сдержала слово. Я ему не лгала.

И вот мы снова начали встречаться, порой вечерами нам удавалось где-нибудь поужинать или сходить в кафе, и окружающие считали, что Томас – отец ребенка, который растет у меня внутри и делает мой живот с каждым днем все круглее. Я не возражала. Для начала, не собиралась никого исправлять: «Нет, это не отец малыша, просто мой любовник».

Но самое главное, я поняла, что мне нравится наш с Томасом секрет, скандальная связь, мысль о том, как потрясены были бы люди, узнав правду. Это поднимало мне настроение, позволяло думать, словно в глубине души я осталась прежней Роуз, той, что была до того, как ввязалась во всю эту историю с ребенком. А возможно, и не только в глубине, и наши с Томасом отношения служили тому доказательством.

* * *

– Как конференция? – спрашивает Люк.

Я стою у окна в номере и смотрю на волны. Томас отправился в бар ресторана, ждет меня там. За окном – океан глубокого синего цвета со вздымающимися белыми шапками. Наверное, грядет шторм.

– Да все как обычно. Куча мужчин в костюмах разглагольствуют о своих потрясающих исследованиях. – Врать я уже приловчилась. На том конце провода воцаряется тишина, намекая на вопрос, что я должна задать сама, без всяких подсказок. И я наконец задаю его, ведь мне и впрямь не все равно, к тому же докажу, что я не забыла о дочери, которая ждет меня дома. – Как Адди? Она поела?

– У нас все хорошо. Но все равно она скучает по тебе.

– По своей коровке, ты хочешь сказать.

– Вот обязательно так говорить?

– А почему нет? Отлично подходит.

Начинает плакать Адди. Рыдания слышны так, будто она кричит в трубку. На долю секунды мое сердце замирает. Мне хочется обнять дочь. С Адди всегда так: сначала я сопротивляюсь, а потом сдаюсь. Во время беременности, чувствуя шевеления, я иногда этим восхищалась. Но и множество раз сердилась на каждый крошечный пинок, напоминающий, что она здесь.

– Мне пора, – говорит муж и добавляет: – Удачи с презентацией.

Звучит неискренне. Люк вешает трубку.

Печатаю сообщение Томасу: «Я все. Увидимся через пять минут».

Чем откровеннее моя измена, тем больше я ощущаю себя собой. Прежняя Роуз, какой я была до того, как стала матерью, пытается дышать, мало-помалу возвращается. Я буквально чувствую, как она заполняет мое тело, распространяется в конечности, выталкивая крохи материнского. А вдруг они выдавятся прямо сквозь кожу и свалятся кучей на полу? А утром придет уборщица и смахнет их в мусорное ведро.

С гордостью натягиваю платье: я родила всего несколько месяцев назад, а оно мне снова впору. Улыбаюсь себе, глядя в зеркало ванной и подкрашивая губы, а потом направляюсь вниз на замечательный ужин с мужчиной, которого люблю, но не моим мужем и не отцом моей дочери. И мне даже не стыдно. Может, надо попытаться отыскать в себе этот стыд?

* * *

– Над чем работаешь? – интересуется Томас.

Отрываю взгляд от лежака, что стоит на чудесной террасе нашего отеля, – к синим океанским волнам он ближе всего. Сегодня утром океан спокоен, гладок, почти как озеро после вчерашней бури.

По деревянному настилу террасы в изобилии расставлены разноцветные кресла и диваны. В дальнем конце – лежак. Я увидела его, как только мы принесли багаж, и сразу поняла, что проведу на нем все выходные – с книгой или за работой.

Томас только что из душа. Прекрасно выглядит в джинсах и легком свитере. Наклоняется поцеловать меня, и я тяну его на лежак, едва не уронив на пол ноутбук.

– Осторожнее, – предупреждает Томас.

– Разве мы не перестали осторожничать? Устроили с тобой полномасштабный бунт.

– Раз так, мне нравится бунтовать. Я это просто обожаю, – заявляет он и смотрит на экран ноутбука, отодвинув его подальше, чтобы лучше видеть. – Работаешь над чем-то новеньким?

– Да. Пару недель как начала. Но пока только собираюсь с мыслями.

Поставив ноутбук перед собой, Томас начинает читать, а я откидываюсь на подушки.

Солнце пробивается сквозь крышу веранды, согревая мою кожу. Последние пару месяцев мы с Томасом читали рабочие заметки друг друга. Мы можем общаться на научные темы, и мне это нравится.

Люк перестал разговаривать со мной о работе – его ли, моей ли – давным-давно. Иногда, если удается вырваться, я хожу посмотреть, как Томас играет в футбол, время от времени он пьет кофе вместе со мной и Джилл. Я наконец рассказала ей о любовнике.

Она и бровью не повела. Похоже, даже не удивилась. Джилл давно злится на Люка и мечтает, чтобы я его бросила. Наверное, надеется, что из-за Томаса я решусь.

Ох, если бы все было так просто.

Способна ли мать младенца бросить мужа? Когда уже можно развестись? С другой стороны, во время беременности я завела роман на стороне, а теперь, став молодой матерью, продолжаю эти отношения. Насколько хуже я буду выглядеть, покинув отца моего ребенка?

По воде бежит рябь, преломляя свет солнца. Из машины выходит женщина, быстро шагает в магазинчик на углу, спустя минуту появляется с газетой и уезжает. Мимо пробегает девочка с волосами, затянутыми в хвост.

Томас поднимает взгляд от моего компьютера.

– Эта не похожа на все, что ты писала раньше. Не статья, скорее личные заметки.

Томас в солнечных очках, и я не могу понять, как он относится к моей работе. Ему нравится или нет?

– Возможно, так и есть, – отзываюсь я. Заметки о том, как я представляла материнство до рождения Адди, о той буре эмоций, что испытываю теперь, когда дочь со мной, о своей неуверенности, гневе, обиде и сопротивлении, тесно переплетенных с любовью к этому крошечному человеку, с которым отныне связана моя жизнь. Начать было трудно, но потом слова из меня так и полились.

Беру Томаса за руку, глажу глубокие линии у него на ладони.

– Но тебе нравится? – спрашиваю я и, не дав ему ответить, продолжаю: – Идея, наверное, ужасная. Но после рождения Адди я уже думала, что никогда не смогу работать. По крайней мере, сейчас хоть что-то делаю.

Томас ставит ноутбук в сторонку. Сбрасывает обувь и придвигается ко мне, мы лежим и смотрим на океан.

– Нравится. Мне кажется, выходит потрясающе.

– Правда? – недоверчиво оборачиваюсь на него я.

– Определенно, – кивает он. – Я бы хотел так же писать.