Онлайн книга «Дело Черных дервишей»
– Боже мой, – сказал Нестор Васильевич и хлопнул себя по лбу. – Ведь вы художник, а я даже и не подумал. Конечно, портрет, это все упрощает. Сколько вам нужно, чтобы нарисовать нашу барышню? Волков заявил, что за час вполне управится. Нестор Васильевич был очень доволен. Имея изображение любовницы штабс-капитана, они уже не будут двигаться вслепую. В конце концов, можно отдать его Зинкину, чтобы женщину искали уполномоченные. Волков отправился работать, а Загорский и Ганцзалин пошли пообедать. Художник рекомендовал им очень приличную столовую неподалеку. Он съели плов, выпили чаю и вернулись домой. Там во дворе уже сидел Волков в своем неизменном берете. Вот, сказал он чрезвычайно довольный и повернул к ним холст. На холсте в загадочном беспорядке расположились разноцветные квадраты, треугольники, круги и ромбы. – Это что? – оторопело спросил Ганцзалин. – Это портрет, – отвечал Волков. – Я назову его «Портрет незнакомки на фоне убийства». Несколько секунд он горделиво смотрел на вытянувшиеся физиономии Загорского и его помощника, потом понемногу стал меняться в лице и наконец спросил тревожно. – Вам что же, не нравится, как я пишу? Картина недостаточно хороша? Ганцзалин только зубами скрипнул. Более выдержанный Нестор Васильевич отвечал в том смысле, что картина прекрасна, однако найти по ней человека представляется совершенно невозможным. – Вы полагаете? – смутился Волков. – Боже мой, но что же делать тогда? Я надеялся, что мой портрет «Неизвестная на фоне убийства» войдет в сокровищницу русского изобразительного искусства, а тут явились два сыщика и подвергают мое творчество необоснованной критике. А знаете ли, что меня хвалил сам Бурлюк? Да что Бурлюк, меня оба Бурлюка хвалили! Все три Бурлюка [9] меня хвалили и говорили, что в портретном ремесле нет мне равных со времен Леонардо да Винчи… Нестор Васильевич поглядел на художника внимательно и заметил, что уголок рта у того как-то странно подергивается. Что такое, неужели приступ? Этого только не хватало – спасать полузнакомого человека, бьющегося в падучей. Но тут он взглянул в глаза Волкову и заметил там пляшущих чертенят. – Вы разыграли нас? – спросил Загорский с облегчением. Волков кивнул, улыбаясь. – И у вас есть традиционный портрет этой дамы? Художник молча протянул Загорскому альбомный листок, где карандашом была чрезвычайно натуралистично изображена восточная женщина лет тридцати – тридцати двух. Загорский некоторое время внимательно ее разглядывал. – Любопытно, – сказал он наконец. – А вы рисовали как есть, ничего не меняли? – Точность почти фотографическая, – отвечал Волков, – а в чем дело? Нестор Васильевич заметил, что такая отчетливая прорисовка черт лица обычно бывает у человека, который занимается тяжелым физическим трудом или особенным образом тренируется. Волков с любопытством посмотрел на Загорского и сказал, что черты лица у Загорского тоже очень ясно выражены: они словно вырезаны в граните. – Об этом я и говорю, – кивнул Загорский. – Едва ли наша барышня ворочает камни в каменоломне, значит, дело в тренировках. Хотел бы я знать, что она такое тренирует. – Жесткий цигун [10]? – предположил Ганцзалин. – Не исключено, – пробормотал Загорский, продолжая изучать рисунок. – Ладно, посмотрим, что это за леди Макбет такая. – Да, – засмеялся Волков, – именно леди Макбет, совершенно точно вы определили ее суть. Ах, дамы, дамы, наше благословение и наше проклятие… Художник снова начал мурлыкать арию герцога Мантуанского. Терпеливо дослушав последний аккорд, Загорский решил взять дело в свои руки. – Дорогой Александр Николаевич, – сказал он, – вы нам чрезвычайно помогли. С вашего позволения, нам нужно кое-куда сходить по делам. – Понимаю-понимаю, – воскликнул Волков. – Версии, вам нужно проверить версии! У вас наверняка уже есть подозреваемые. Что ж, не смею вас задерживать, а лучше вы задержите преступников! Рассмеявшись своему нехитрому каламбуру, художник встал с кровати и церемонно поклонился – сначала Загорскому, потом Ганцзалину. Если вдруг он им понадобится, он их найдет. Точнее, наоборот, если они ему понадобятся, они его найдут… Одним словом, они поняли друг друга. И Волков неожиданно легко выпорхнул из комнаты. Хозяин и помощник переглянулись. – На главпочтамт, – скомандовал Загорский. – Если она там, мы ее сразу узнаем. На конверте, который был у Нестора Васильевича, стоял штамп почтового отделения, откуда было отправлено письмо Беликова, так что гадать, куда именно идти, им не пришлось. Главпочтамт располагался на углу Крылова и Пушкинской, рядом с консерваторией. Редкие тополя на этой стороне улицы не защищали от прямых лучей солнца, и тротуар раскалялся так, что, казалось, можно на нем яичницу жарить. – Яичницу жарить мы пока не будем, – решил Загорский, – а вот телеграмму, пожалуй, пошлем. В здание он вошел один, оставив Ганцзалина печься на солнце. Окинул быстрым взглядом помещение с работниками и редкими посетителями и увидел сидящую за стойкой высокую женщину со строгим лицом. Очередь Нестора Васильевича подошла через десять минут. Очаровательно улыбаясь, он навис над строгой барышней, протянул ей бланк, на котором значилось: «Туркестан, Ташкент, Главпочтамт». Текст телеграммы гласил: «В раю ужасно скучно. Облака жесткие, арфа, на которой приходится играть, расстроена и фальшивит. Апостол Петр на побывку не отпускает. Жалею о случившемся. Ваш Беликов». Прочитав телеграмму, почтовая барышня подняла глаза на Загорского. В глазах этих плескалась тьма… Спустя несколько секунд праздные зеваки, сидевшие на корточках возле здания консерватории, увидели, как дверь главпочтамта распахнулась, оттуда стрелой выскочила высокая женщина в платье и шароварах и сломя голову бросилась прочь. Следом за ней метнулся невесть откуда взявшийся китаец, в несколько прыжков догнал беглянку. Та заметалась между деревьями, но ловкий китаец не давал ей удрать и наконец окончательно прижал к тополю. Та развернулась и сверкнула на него обжигающим черным из глаз. – Убью! – прошипела она… Ганцзалин только ухмыльнулся и железной рукой вывернул ей запястье. |