Онлайн книга «День другой – кошмар все тот же»
|
– Вы просили у него почитать его рассказы, которые он писал? – Да. – И что он сказал? – Сказал, потом, когда допишет. – Он отправлял рассказы вам лично? – Нет. Я видела их, когда он выложил их во «ВКонтакте». – Вы пользуетесь соцсетью? – Да, у меня есть планшет. – Вы прочитали рассказы? – Я… – женщина запнулась. – Я пыталась. Но… Когда я наткнулась на это… я … я чуть не… у меня случился шок. – Вы сообщили в полицию? – Нет. – Почему? Вы знаете, что грозит за сокрытие преступления? – Потому что… когда я прочитала, он уже был в полиции. Мне позвонили оттуда и пригласили на допрос. – И еще вопрос. Употреблял ли Олег запрещенные препараты? Алкоголь? – Ну они пили пиво с Васей, но в меру, насколько я знаю. А про наркотики я ничего не знаю. – Вы водили Олега к психотерапевту? – Нет, зачем? – Вас не беспокоила его мания преследования? Боязнь темноты? Странное желание выключать свет и бежать из комнаты со всех ног? – Про манию преследования я не слышала. – Но про остальное вы рассказали нам. – Мне кажется, все дети боятся темноты. Да и какие у нас в поселке терапевты? Вы о чем? У нас их и до сих пор там нет. Я только один раз водила Олега к бабке Граппе, которая в деревне Пылаева живет. У Олега тогда сны были… – Что за сны? – Кошмары. Обычные детские кошмары. – Видимо, не совсем обычные, раз вы его повели к бабке. – Да, не совсем. Он от страха мочился в постели. Кто-то в зале хихикнул. – Сколько лет было Олегу? – спросил обвинитель, едва сдерживая улыбку. – Ну, это был класс шестой, как раз, когда он писал рассказы с пауками на обложках. – И вы повели его к бабке? Почему не к врачу? – Потому что в нашей больнице было лучше не лечиться в то время. Они только хуже делали. А бабушка была знакомая, она мне лечила спину и запястье, когда я его вывихнула. Она от порчи людей спасала. Вот и Олега мне полечила. У него сны сразу прошли. – После бабки? – Да. Примерно… – Как выглядело это лечение? – Она дала нам настойку из трав, мы их заваривали в ванной, и Олег купался, потом полегче становилось. – И кошмары больше не снились? – Нет, через несколько процедур они закончились. – Хорошо. У меня все. Спасибо. Олег проводил маму взглядом. Она вытирала слезы, которые, казалось, никогда не остановятся. Олег вздохнул. Мама взглянула на него и отвернулась. Ее провожали и другие взгляды, и все были недовольны, что ее страдания даже издалека не напоминают страдания узников инквизиции. Надо было дать больше жару, ведь она воспитала маньяка! Убийцу! – Хочу пригласить для допроса главного свидетеля, который прожил последние годы с подозреваемым. – Вызывается свидетель Надежда Бабина, – сказал судья. В зал вошла девушка. Она села в кресло лицом к залу. – Расскажите нам, пожалуйста, когда вы познакомились с подсудимым. – В две тысячи десятом на рок-концерте. – Сколько вы прожили вместе? – До две тысячи пятнадцатого года. Это пять лет. Потом мы расходились. Я полгода жила у мамы, а потом мы снова сошлись. – Почему вы разошлись? – Потому что Олег начал писать. – Писать что? – Эти свои истории. Рассказы. – Вы из-за этого ушли? – Да, из-за этого. – Поясните, пожалуйста, мы не совсем понимаем, почему из-за этого можно уйти от человека? – Писательство изменило Олега. Как уже говорили до меня, раньше Олег был другим. Он был веселее. Но потом он стал депрессивным. Молчал, почти никуда не ходил. Отказывался встречаться с друзьями. Выгнать его из дома было практически нереально. На меня он почти не обращал внимания. Куда бы я его ни звала, он отнекивался. Глаза блуждали, будто он вообще не в этом мире. Я ему говорила, что на меня надо обращать внимание, ведь я девушка, но он пропускал это мимо ушей. – Вы ссорились? – Нет. Не получалось. Хотя я пыталась. Грозилась уйти, пыталась закатить ему скандал. Знаете, когда ваш муж пьет и гуляет, это хоть как-то бодрит отношения, хоть какие-то эмоции. Тут же ничего. Полный ноль. Он будто умер, а его труп перекатывался из угла в угол, пока Земля крутилась. Кто-то в зале хихикнул. – Свидетельница, давайте без оскорблений, – сказал судья. – Извините, но я просто не могла больше терпеть. Я собрала вещи и ушла. Сказала Олегу об этом уже на пороге. Он вроде бы на секунду оживился, пожал плечами, даже проводил меня. И все. Я ушла. – Когда это произошло? – В октябре две тысячи пятнадцатого года. – До дня рождения Олега или после? – До. – Но вы вернулись? – Да. – Когда? – В мае две тысячи шестнадцатого. – Почему вы вернулись? – В январе я позвонила Олегу, хотела заехать и забрать остатки вещей. Мы разговорились, что показалось мне удивительным, я не думала, что он еще может разговаривать. Он будто ожил. В голосе появились интонации, причем если раньше он был каким-то податливым, то сейчас стал властным, что ли, а это нравится женщинам. Он предложил куда-нибудь сходить, пообщаться. Мы встретились, сходили сначала на картинг, потом в кино. Он вел себя по-другому, стал очень уверенным. В тот вечер я забрала вещи, но через неделю уже позвонила сама. И мы начали снова встречаться. Раз в неделю. Потом чаще. А потом я снова переехала к нему. – Когда? – Я уже сказала, в мае две тысячи шестнадцатого. – Он что-нибудь писал тогда? – Он писал рассказы, как и до нашего расставания. – Он рассказывал вам сюжеты своих… произведений? – последнее слово обвинитель будто выплюнул. – Да, иногда, – ответила Надя. – Когда Олег выложил у себя в соцсети рассказы, вы читали их? – Да. Несколько. – Вы узнали в нем сюжет из того, что Олег рассказывал до этого. – В одном – да, а второй… Про него я не слышала, но он меня здорово разозлил. – Очень вас понимаю, с учетом содержания этих… произведений в кавычках. Скажите, а когда он пересказывал вам сюжеты, он делал это подробно, со сценами, которые так взволновали людей? |