Книга Спасти нельзя развестись, страница 27 – Екатерина Серебрякова

С одной стороны, я понимала, что ссора свекров никак не должна проецироваться на наши отношения. А с другой, я не могла смириться с тем, что позиция Бориса полностью совпадает с позицией его отца.

– Доброе утро, Ольга Владимировна. Отлично выглядите, – Настя как всегда была на работе раньше меня и встречала приветливой улыбкой.

– Спасибо, Настюш. Снова ни свет ни заря в офисе? Что нового?

– Ой, я вчера на маникюр ходила к новому мастеру! А, или Вы про работу?.. – я тихо рассмеялась, глядя на новый маникюр своей помощницы.

– Красивый цвет. Но я в большей степени про работу.

Оставив шубу в шкафу приемной, я последовала в свой кабинет. Настя, цокая тонкими каблуками, семенила за мной.

– Если про работу, то вот. Утром доставили.

Я застыла в дверях кабинета, глядя на огромный букет кустовых роз, от которых пахло летом и романтикой.

Цветы были невероятной красоты и источали очень тонкий и нежный запах, не сравнимый ни с чем.

Мы с Настей смотрели как завороженные на это чудо природы в плетеной корзине со специальной губкой на дне.

– От кого?

– Не знаю, курьер привез, – я подошла к букету, чтобы проверить его на наличие записки, но помощница и тут опередила меня. – Её нет. И не было.

– Это Борис, – сказала я сама себе, улыбаясь и вдыхая приятный аромат.

– Борис Григорьевич же вроде бы знает, что Вы любите лилии…

– Когда мы только поженились, после нашей первой семейной ссоры он преподнес мне букет таких же роз. Он не забыл…

Настя стояла позади меня, и я не видела выражение ее лица. Но была уверена, что девушка не слишком-то понимает, что тут происходит.

Помощница хоть и любила сплетничать, но свой нос лишний раз куда не надо не совала, за что я ей была очень благодарна.

– Мне отправить ему письмо от Вашего имени с благодарностью?

– Не нужно. Мужу я напишу сама.

Настя понятливо кивнула и скрылась из кабинета.

Могла ли я в тот момент догадаться, что букет роз был вовсе не от мужа, которому я набирала любовное послание на клавиатуре смартфона, а от того, кто через два окна и дорожное полотно смотрел на меня из офиса напротив и улыбался…

Я была рада, что мы с Борисом помирились.

Раз он преподнес цветы, значит осознал, что был не прав. Большего от него я и не требовала.

Разлад между свекрами наверняка отразится на нас, но если мы оба будем на стороне здравого смысла, все пройдет гладко.

Мне казалось, что самое страшное осталось за плечами.

Я посмотрела в глаза Кириллу после нашего расставания, приняла непростое решение наделить отцовском Бориса всецело и бесповоротно. Галина Яковлевна съехала из нашего дома и теперь сама решала свои проблемы.

Жизнь должна была полностью вернуться в прежнее русло, но какой-то червячок сомнения внутри грыз меня и давал повод думать, что сладко да гладко не будет…

Прошло, кажется, около недели с момента, как все наладилось. Гладко и впрямь не стало, но было уже терпимо.

В доме Галины Яковлевны и Григория Борисовича ежедневно вспыхивали конфликты, невольными участниками которых становились мы с Борисом.

Один вечер муж уезжал к родителям, чтобы буквально разнимать их, а уже через сутки Галина Яковлевна приезжала к нам с чемоданом вещей на первое время.

И так повторялось день за днем.

Мы с Борисом ругались первые два раза, а потом я отпустила ситуацию и решила всецело уйти в работу, чтобы не оставалось времени на семейные ссоры.

– Оля, я стою в жуткой пробке! Опаздываю на полчаса или час, – извиняющимся голосом пролепетала подруга в трубку. – Умоляю, прости!

– Не переживай, сама задерживаюсь, – солгала я, допивая третью кружку чая в ожидании подруги.

С Людой мы не виделись ровно с того момента, как я объявила о своей беременности.

Мне даже думалось, что Руслан так обиделся за мое решение, что запретил подруге со мной общаться. Но на днях Люда позвонила и сама предложила отобедать где-нибудь в ресторане в мой перерыв.

Четыре стены кабинета так осточертели, что я решила уйти из офиса раньше положенного, и вот уже почти час сидела за столиком в уютном ресторанчике с азиатской кухней неподалеку от места работы.

Наслаждаясь травяным чаем, я не думала ни о чем, пока…

– Девушка, где у Вас уборная?

– Прямо и направо, – слова официантки я слышала, уже стремительно перемещаясь по залу ресторана в направлении спасительной комнаты.

Мне резко сделалось так плохо, что я едва держалась на ногах.

– Простите! – на ходу влетев в мужчину, который выходил из двери соседней с той, что была нужна мне, я ворвалась в туалет и ощутила на себе все прелести беременности.

– Оля?

Когда за дверью раздалось моё имя, поплохело еще сильнее, чем было до этого.

Кирилл. Это без сомнений был он.

Сейчас, осознавая реальность, я была уверена в этом на сто процентов. Казалось, что на мне остался аромат его парфюма от нелепого столкновения, кожа ощутила касание дорогой ткани его пиджака. И этот голос, родной и взволнованный, сейчас прозвучал так нежно…

– Оль, что с тобой? Тебе плохо? Не молчи, пожалуйста!

– Всё… в порядке, – произнесла я не своим голосом, убирая волосы с лица.

За дверью стало тихо. Но не было слышно шагов. Как будто Кирилл не ушел, а остался ждать меня.

– Нет, ерунда, – сказала своему отражению в зеркале.

Хватило пары минут, чтобы умыться ледяной водой и привести себя в чувства.

Больше не тошнило, однако ощущения были крайне прескверные.

Встреча с Кириллом здесь и сейчас один на один (пусть нас и разделяла деревянная дверь) стала неожиданностью. Морально я не была готова, хоть и понимала, что рано или поздно придется посмотреть ему в глаза и сказать о беременности.

Да, я хотела сделать это сама раньше, чем пронюхает пресса. Это казалось мне честным по отношению к мужчине. Он заслужил узнать от меня, а не из какого-нибудь журнала с местными сплетнями.

– Возможно, он обо всем догадался… – сказала я своему отражению в зеркале, промакивая влагу с рук бумажным полотенцем.

Прятаться за закрытой дверью бесконечно долго, увы, не представлялось возможным. Я надеялась на благоразумие Кирилла и, зажмурив глаза, мысленно молила, чтобы его не оказалось за дверью.

Но мужчина стоял в небольшом полутемном коридоре, освещаемом только одним торшером с желтоватым светом, и дожидался меня.

Его взгляд был обеспокоенный, взволнованный, но в то же время недовольный.