Онлайн книга «Исход из Длинного Солнца»
|
И даже если бы у него был нож, на верху веревочной лестницы стоит часовой. Так что, если бы он прорезал дыру в брезенте и расширил ее настолько, что мог бы залезть внутрь, его, безусловно, схватил бы или убил часовой в тот момент, когда он вылезал бы из трубы. Саба, никаких сомнений, предполагала, что пленники могут взломать один из люков; но единственный птеротрупер смог бы удержать свою позицию, пока не кончатся пули, а ее выстрелы призвали бы подкрепление задолго до того. Так что пленные не в состоянии убежать через люк — пока не в состоянии. Но логика Сабы ограничивает его так, как будто она имела в виду именно его. Тряхнув головой, он подошел к ближайшему тросу. Сплетенный из множества веревок, он был толстым, как юное дерево, а его поверхность была грубее любой коры. Что еще важнее — угол, под которым он проходил через гигантский рым-болт [56], заметно отклоняясь от вертикали. Сняв сутану, Шелк перекинул ее через плечо и обвязал вокруг пояса. Закончив, он помолился и стал взбираться; оказалось, что это относительно просто — мальчиком он взбирался на деревья и столбы, и это было значительно тяжелее. Главное было сосредоточить взгляд на поверхности троса и не замечать снежной равнины облаков, лежавшей мучительно далеко внизу. Как-то раз он похвастался Рогу, что легко карабкался, уступая только обезьянам; пришло время доказать, что это не только хвастовство… Мурсак тоскует по своему товарищу, дрессированному павиану — но что бы подумал Бонго, если бы увидел, как он, цепляясь за трос потными ладонями и лязгая зубами, ползет наверх? Могут ли павианы смеяться? Дирижабль, вполне возможно, слегка повернул влево. Смотреть вниз — смерть, а смотреть вверх? Шум моторов стал громче, но, конечно, он стал ближе к ним. Он резко напомнил себе, что вскарабкался не слишком далеко… Дирижабль летит на юг, значит, его длинная ось должна быть перпендикулярна огромной золотой перекладине солнца. Если он посмотрит вверх — если рискнет посмотреть, хотя это не такой уж риск, точно, — он должен будет заметить солнце по одну сторону огромного корпуса, к которому подвешена гондола… Он остановился, чтобы дать отдохнуть ноющим мышцам бедер, и посмотрел вверх. Не более чем в десяти кубитах над головой трос входил в чудовищное брюхо корабля; он даже увидел, через отверстие, брус, к которому трос был привязан. * * * — Нес лакать, педи. [57] — Клещ! — Гиацинт, смахнув слезы, уставилась на него. — Клещ, как во имя витка… Гагарка протянул его ей. — Через окно, подруга. Клевый кот-домушник, а? — Я просить, где крас педи? [58] — объяснил Клещ. — И Гаг каз, веди с гной. И я… блох спиц! [59] — 'ло, дев. — Орев, демонстративно не глядя на маленького катахреста, замахал крыльями перед Шелком. — 'ло, Гаг. Гагарка выругался. Гиацинт уронила Клеща (который приземлился на ноги), и Шелк обнял ее. Он, охваченный экстазом от ее поцелуя, едва ли сознавал, что ее правая нога обвилась вокруг его левой, или что ее пах трется об его, а далекий крик Рога значил меньше, чем ничего. — Что там? — спросил Гагарка с Западного полюса. — Пускай подойдут. Вечность протекла в любви, потом что-то коснулось руки Шелка, и Гиацинт оторвалась от него. — Кальде Шелк! — Грубый голос принадлежал сухопарой женщине с жестким лицом, офицеру лет сорока; он прищурился, уверенный, что должен узнать ее. — Вы — кальде Шелк. И давайте не тратить время на увертки. — Да, это я. — В памяти что-то щелкнуло — ее рука на бутылке с вином, спина прямая, как ствол карабина. — Майор Хадаль, это моя жена, Гиацинт. Гиацинт, моя дорогая, могу ли я представить тебе майора Хадаль? Она — одна из самых доверенных офицеров генерала Саба. В фелксдень майор Хадаль присутствовала на ужине в моем дворце, перед тем, как мы вновь встретились. Орев опасливо оглядел Хадаль. — Хорош дев? Майор обратилась к лейтенанту, стоявшей справа от нее: — Вы были здесь час назад и искали его. И сказали, что его здесь не было. Верно? — Так точно, сэр. — Лицо лейтенанта было вырезано из камня. — Его не было. Я знакома с его внешностью и проверила всех пленников в этой гондоле. Его не было. Хадаль повернулась к труперу с карабином: — Сколько времени ты на посту? — Если я могу… — начал было Шелк. — Мгновение. Сколько, Матар [60]? Трупер встала по стойке смирно: — Почти всю мою смену, сэр. Гагарка прошептал что-то в ухо Шелку; но даже если Шелк слышал его — или кого-нибудь другого, — он не обратил на это внимания. — Вы собираетесь спросить ее, не уходил ли кто-нибудь из гондолы, — сказал он Хадаль. — Она скажет «нет», и тогда вы — или лейтенант — назовете ее лгуньей. Не можем ли мы… — Прежде, чем мы спустились сюда, я спросила, не видела ли она кого-нибудь, — прервала его Хадаль. — И она сказала, что видела. Видела святого мужчину. Он спускался в эту гондолу, и у него есть разрешение генерала Саба. Он имеет право так делать. Верно, Матар? — Так точно, сэр. Шелк вытащил из кармана сложенную бумажку: — Вот. Хотите посмотреть его? — Нет! — Хадаль со злостью выхватила бумажку из его руки. — Я хочу сохранить его у себя, во всяком случае, собираюсь. Кальде, вы деликатно напомнили мне, что я была вашим гостем. Вы приветствовали меня и хорошо угостили. Это ставит меня в очень неудобное положение. — Она посмотрела на толпу, собравшуюся вокруг них. — Эй вы, все! Уходите отсюда. Идите на другой конец гондолы. Гагарка улыбнулся и покачал головой. Скиахан дернул Шелка за рукав сутаны: — Ты хочешь этого сейчас? Если нет, ты должен это остановить. — Ты прав, конечно. — Шелк поднял обе руки. — Гагарка! И вы все! Идите на другой конец. Вы все очень храбрые люди, а их только трое; но в корабле есть еще минимум сто птеротруперов. — Он взял Гиацинт за руку. — Идти вдаль! — поддержал его Орев. — Слышали птицу? — добавила майтера Мрамор жестким тоном учителя, призывающего класс к порядку. — Это ночная клушица, священная птица Тартара. Верьте Тартару! |